Каждый раз, когда во мне замыкают ключи, направляют по току все смыслы и песнопения, ни одной не хватит силищи трения, чтоб меня от ошибок и глупостей сохранить. Мысли носятся в дикой пляске, бьются о стенки клетки грудной, а потом уходят в стагнацию.

Я залезаю в свой заржавелый панцирь, открываю тетради, поджимаю коленки.

По началу хочется выть и горько стонать, одиночество давит на каждую клетку и жилу. А теперь я бы свитер колючий себе сшила, чтоб никто и не думал лезть по-дружески обнимать. И зачем безнадежному миру небо и звезды, когда можно под музыку, лучшую музыку умирать? Как всё это осмыслишь - не узнает родная мать.

Но я бы ушел с тобой, единственным, в брошенные города.

Кто, если не ты, будет любить, как отец и сын, отдавать в мою тьму последний свой луч света?

Ты мою пустоту обнимаешь, подкармливаешь конфетой.

Говорят, не целуй Иуду.

И ты целуешь меня.

Как подобает святым.