Боль, притуплённая во сне, родится поутру.
Учитель старый нас учил мечу и топору.
Кому то открывать круги, кому то их кончать,
Но никому ещё легко не дался путь меча.

Суставы ноют и гудят, а нервы стонут в такт.
И кто-то сплюнул сгоряча: "Ну в Бога так растак..."
На что учитель говорил, присев потом в углу:
"Я с вас спущу по восемь шкур, а враг всего одну".

Колени в стороны, замри и выпрями спину,
А если нет, то свит шеста прорежет тишину.
Подшаг вперёд, короткий вздох, и что-то там про мать,
А после в новой стойке срок положенный стоять.

Шутили часто: "Шест один, учитель, бей не всех.
А вдруг сломаешь, что тогда?", и сразу общий смех.
И раз ответил он: "Себя побеспокой другим.
В сарае их ещё шесть штук, а враг придёт с одним".

Меч деревянный иногда был пострашней чем сталь.
Но в схватках наших он порой кололся что хрусталь.
И каждый понимал, учась рубить и побеждать,
Что лучше руки в синяках, но голову убрать.

Учились бить и побеждать врага, себя и страх.
И что то плавилось в душе, как меч горел в руках.
Встречали мы под звон мечей четвёртую весну,
"Я с вас собью по шесть голов, а враг всего одну".

И вот потом пришёл черёд проверить всё сполна.
Мы молча двинулись вперёд и смерть была страшна.
Мне никогда не позабыть как после страх ушёл,
Как я врагу нырнул под меч и бок ему вспорол.

Промчались годы, не один мне после выпал бой.
Учитель умер, прах его укрыт сырой землёй.
И что сказать теперь тебе в пустую тишину,
Ты жизни на три обучил, а жить всего одну.