На дворе трещал, рождественский мороз, 
 По деревне проезжал большой обоз.
 Кони фыркая, неслись под косогор,
 Проезжая непроглядный черный бор.
 Кони фыркая, неслись под косогор,
 Проезжая непроглядный черный бор.

 Мой ямщик, был бородатый сибиряк,
 Он взглянул на ис проклятый черный мрак.
 Ну-ка, барин, ну-ка, барин, посмотри,
 Там селенье показалось впереди.

 В том селенье, в том селенье, у реки,
 Как рассказывают часто старики.
 В той деревне, в той деревне, есть корчма,
 Там цыганка сводит жителей с ума.
 В той деревне, в той деревне, есть корчма,
 Там цыганка сводит жителей с ума.

 Наши сани дали резкий поворот,
 Кони вкопанные стали у ворот.
 И цыганка молодая не спроста,
 Нам со скрипом отворяла ворота.
 И цыганка молодая не спроста,
 Нам со скрипом отворяла ворота.

 В тот же миг, я завалился прямо в дом,
 Снял шубейку, и уселся я за стол.
 Чернобровая, закускою мила,
 Что касается, и на, на, на, на, пьян.

 Много ел я, много пил я, и кутил,
 Деньги были, только, что я дом спустил.
 А цыганка, подливала без конца,
 А, я глаз не мог отнять с её лица.

 На лице её румянец загорал,
 Я, цыганочку, обнял, поцеловал.
 Она шепнула: - Мой любимый, давай спать!
 И мы с нею повалились на кровать.

 Я, такой не видел страсти никогда,
 Все напасти отступили навсегда.
 Утонув в её объятьях, я уснул,
 А во сне я видел счастье, и весну.

 На дворе трещала жгучая метель,
 Мы, с хозяйкою помяли всю постель.
 Шуры-муры, трали-вали до утра,
 Ночь прошла, и расставаться нам пора.
 Шуры-муры, трали-вали до утра, до утра,
 Ночь прошла, и расставаться нам пора.

 Мой ямщик, пошел лошадок запрягать,
 А, цыганочка, вороты отпирать.
 Вот, упряжка в раз рванула, понесла,
 Наши сани отвалили от села.
 Мой ямщик, пошел лошадок запрягать,
 А, цыганочка, ворота отпирать.
 Вот, упряжка в раз рванула, понесла,
 Наши сани отвалили от села.