Он садится с нею рядом,
Он берет ее за плечи,
И причудливым узором
Засверкают его речи.

Слушай, там далеко-далеко есть земля.
Там Новый Год, ты не поверишь,
Там Новый Год два раза в год. Вот.
Там снег, там столько снега,
Что если б я там не был сам,
Я б не поверил, что бывает столько снега,
Что земля не видит неба,
И звездам не видать с вершин,
Как посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек моей души.

Тихо, тихо, тихо, там Нью Йорк говорит с Москвой:
"Москва, Москва, забери меня домой!
Долгою упрямою строкой
Бежит дорога подо мной,
Еще чуть-чуть и распрощаемся с землей".
А ей клянется, что вернется.
"Совру, так с места не сойду". Врет. Сойдет.
Посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек моей души.

Посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек его души.

Какая глупость, право, верить его словам,
А не поверить грех
Тому, который веселее и светлее их всех. Эх.
Она молчит и улыбается ему, 
Тому, который возвращается
Посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек его души.

Посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек моей души.

Посреди огней вечерних и гудков машин
Мчится тихий огонек моей души.

Тихий огонек моей души...