Года идут впроброс, я как-то мысли упорядочил,
Хоть по рядам своих грехов пройдя, не стать порядочным.
Интриги нет, в прошлом пылает трип,
Где я сшивал слова словно психованный хирург - Fallout 3.
Ладони замерзают в тишине.
Я ближе к ней, но вряд ли эта нежность стала ближе мне.
Жизни наброски, веду себя по-скотски,
Плюс нервы взвинчены и я срываюсь - Ростоцкий.
Решил наговорить на диктофон о чем кипит,
Чтоб дать послушать ей то, что не сказано на бит.
Напором быт, набор обид нас норовит кричать.
Все так печально, потому что мы и есть печаль.
Я говорил и удалял, опять говорил.
Флобер был прав и тут полно "мадам Бовари".
Я говорил, говорил, потом взвесил все:
Она и есть мой мир. Я эту запись стер.

Что происходит в этой тишине?
Ловишь косые взгляды на себе.
Не прав всегда тот, кто уходит первым.
И нам, наверное, лучше все это держать в душе.

И сколько лет подряд мне тяжело найти себя.
Силы терял в безумствах непонятных клятв.
Я охолаживал мечты, смеялся, когда страшно,
А диктофон диктует правила словесной жажды.
Бутылка Сьерры утопила во мне человека.
Повсюду серость и улыбки на грани усмешки,
Драматургия, паника, упреки, кризис веры,
Под запись сказанная чушь до боли эфемерна.
Ты рада, пока рядом я: спокоен и не пьян.
Вечный смутьян, однажды все пошлю у хуям.
Шале, Швейцария, и нам с тобою по тридцатнику,
Ведь так хотелось видеть все то, что будет заранее.
Замаливал за вами я запаренный, словами ведь
Не сделаешь больнее, чем плевком в душу нечаянным.
Кто-то души в тебе, правда, не чаял.
Знаешь, я тут навсегда но случайно.