Командир весь в образе и только ждет приказ.
Где-то в Петрограде захватили телеграф.
Все, хана! Да здравствует безудержный экстаз!
Корчится в конвульсиях усатый, жирный граф,
Пухнет в депутата шелухою Железняк.
Ты и я, и он теперь свободный гражданин.
А у нас в деревне знает каждый, блин, босяк –
Власть нам разрешила хапать, ты хватай, беги, не жди.

Кто из нас охвачен был идей о счастье трудовом,
Кто из нас погиб в пылу сражений, мечтая об одном,
Кровью, искупив свободу, защитив от пуль,
Мы заступим в страшный, пламенный патруль.
Лицензию отстрела нам выдадут скорей – е-е-е-ей!
У нас пропало чувство безвольного стыда,
У нас пропала совесть, отсутствие страданий,
Теперь все можно трогать, теперь все можно брать,
Теперь святыни можно, несчастные попрать –
Награбленное грабь! Награбленное грабь!
Награбленное грабь! Награбленное грабь!

Вроде все нормально, вроде все пучком –
Немцам золотишко, русским лагеря.
Красная саркома косит всех сачком.
Слепо исполняются заветы Октября.
У кормила власти беспредельный Бычий Хлоп,
Стервы с комиссарами, пьяными в Кремле
Рвут поводья коммунизма, трогают в галоп,
А у нас в деревне тараканы на столе.