Когда снова волны окрасились в синь
И шторм унесла с собой даль,
Он на драккаре остался один
Старый, измученный скальд.
И те, кто песни пел его вместе с ним,
Кто грабил, гулял с ним и пил,
Отдали голодному морю тела,
Один он, лишь небо и льды.

И долго куда-то смотрели глаза,
Стремясь отыскать свою смерть,
На доски шершавые пала роса,
Луна начинала ржаветь.
И вместе с рассветною дымкой зари,
Сквозь ночи бездонную пасть,
Раздался в тумане плеск вёсел вдали
И смерть убрала свою снасть.

Когда из степей, шеломом Дона испив,
Вернулся с дружиною князь,
Никто поводья не принял у них
И их не спешили обнять.
Лишь граял вечер багрового дня
Над мёртвыми празднуя пир,
И те, кто вернулся с победой домой
Пришли, чтобы сложить костры.

Но справлена тризна, не выход – слеза,
Есть слово сладкое – месть,
Полночи ладья на вёслах шла,
Ладони изодраны в плеть.
И вместе с рассветною дымкой зари,
Сквозь льды и зазубрины скал,
Под крики чаек и шелест волны
Дружина взошла на драккар.

И долго стояли, в глаза молча глядя,
Кому так стремились отмстить,
Но сердцу стало не нужно меча –
Меч не приемлет слепых.
И не услышав не слова в ответ
На хриплый незрячий вопрос,
Скальд взял аккорд и начал петь
Под взгляды прощальные звёзд.

И песня лилась на чужом языке,
И был непривычен мотив,
Но вторило ей, из-под угры в душе
Пламя Сварожье в груди.
И лишь воскресшего солнца лучи
Оплавили фьордов прибой,
Так и не выкрасив алым мечи,
Ладья возвращалась домой.