От первой женщины уходят как от мамы:
задравши гордо нос, в слезах, с пустым карманом,
до друга с ночевой, ему под водку плачась,
что нету ничего, прекрасней, чем без платья,
что сука, и потом, проснувшийся в субботу,
как рыба воздух ртом, глотая гарь свободы,
ты смотришь в потолок, себя найдя в постели
как волк, что уволок свой бок, что был прострелен
навылет в рванный хрип, и каждый вздох – острее.
Лишь время в ровный ритм зашьет иглою стрелок
сей выстрел в бледный шрам, чей край сейчас зияет,
пока не сможешь сам, спокойно и зевая,
свой случай рассказать каким-нибудь знакомым,
припомнив рот, глаза и планировку комнат.