Неясный свет через метель и луг,
через полёт безумных тонких рук,
пробился до зовущего Чего-то.
Приподняло и понесло во тьме
через дыханье в гибкой тишине,
и грохнуло о крашеные доски,
где на коленях в четырёх стенах
творю молитву, глаз не закрывая,
чтоб разрешили строчки записать,
чтоб не пронзили головною болью,
чтоб мокрыми ногами не шагать
по тающим заоблачным снегам.
Чтоб сразу не прикончили поток
плотиной пробуждения на суше,
чтоб по фамилиям не выкликали души
на рынке дня, чтоб выдержал листок 
боль едкой капли - ни роса, ни слёзы
через моих ладоней решето
сочится вниз, и бьётся у порога 
на тысячи сверкающих миров,
на миллионы ранящих осколков.
И тянет нить со шпиля моего 
эгоцентризма, до входа в Храм.
И каждый шаг на месте - звон струны,
и я хожу по струнке вверх и вниз,
помножив зов Туда на зов Оттуда,
кидаюсь под мерцающий клинок,
держась за рукоятку, как за воздух 
цепляются в падении когтями
с карниза оступившиеся кошки - полёт и крик…
А кто-то растворился во Вселенной,
и Богом стал, но кто же вам сказал,
что всем туда же?

Москва, 1987