Живи, умри и снова… Я родился в Испании 30-х годов, Сначала детсад, и потом школа. Откуда ушел, я никогда не был душой компании, Она призирала меня всей своею душой. И чтобы мне не говорили, мне люди все также противны, А знаешь, я выбрал в друзья себе те газеты, Которыми были обклеены стены нашей квартиры. Там были иллюзионисты, фокусники, звезды, факиры. Болван тот, кто скажет, что не хватало друзей или близких, Если вопила толпа. Я захотел стать таким как они, Те, что это искусство, выбрав, давно управляют сознанием, Будто за нитки, у тех, кто сейчас дергает их надо мной. Я учил и когда, не хватало сил мне для того, чтобы грызть гранит, Я через боль его кусал, спал на книгах физики, Годами изучал, с истоков, историю фокуса. И далеко не первый поход кино на фильм, на Гудини, Я с дрожью гляжу на экран, И через пару лет у меня в рукавах было столько тузов, Что позавидовал бы самый матерый из шулеров. Когда понял, что готов, я поплыл в Америку с эмигрантами, Самым первым посыльным паромом, И взял с собой в чемодане, все, что мне нужно было, Плюс пару цилиндров из цирка ворованных, И только после нескольких стаканов опрокинутых, Смогу продолжить рассказ, Я работал в порту, понемногу копил, спал, Там где таскал, чтобы есть и ел то, что таскал. Через пару ночей я пошел в одно место, Где можно было себя показать таким как я. В ожидании чуда заглянул в зал, Но увидел там только фонтан рома и вин, коньяк. Лили в морды тех, кто был в дорогих одеждах, Но с дешевым говором оборванцев, Ищущих в лицах друг друга, заплывших, Раз за разом, любого повода разобраться. Я вышел на сцену, показал все, что умел, И был уверен, виртуозно, заткнул всех, кто до меня был. Сомнений не было, это успех достигнут, Бесконечное количество высоких потуг мировых. Но в конце из свиста, гула и брани, мне высыпали На голову гору песка, и вмиг выпроводили, Со словами, что зрителю нужны зрелища, А не мои дешевые голуби с картами. Но я был сломлен и подавлен, Каждым их стоном без доводов, И злоба никогда не была поводом, Но я смогу их удивить этих недоразвитых я себе слово дал. И я начал обдумывать новое сразу и не ждать, Пока передо мной зашевелиться мир. И не прошло и месяца, как я стоял в том же месте, на той же сцене и перед теми же лицами. Я придумал вам новый фокус единственный, Остальные, поверьте, он исключит сам, Я вытерплю выстрел в сердце на сцене, Если умру значит так тому и случиться. Пусть выйдет один человек, кто холодной рукой Подарит последний взгляд и пулю мне в сердце с ним. И вызвалась дама, что не было похожа Ни на одного в этом улеи мерзости. Я ненавидел людей, пытался их избегать, Но рядом с ней не возникало даже доли того эгоизма Я не успел ничего понять, как она спустила курок И по залу раскинулся эхом выстрел. Занавес рухнул и я до него за секунду пал, Тишина в тот час же стала и когда он поднялся, Я стоял на обеих ногах, смотря в лица впервые замолкшего стада. Все были в шоке, после этого газетная пресса разрывала меня на части. Начальство города каждый день приглашало безответно на чай с ним. Иллюзионисты страны ждали врача, в новостях, бросаясь с крыши не верили А мое имя стремительно продолжало день ото дня заполнять афиши Америки. Это все чего я хотел, мечтал об успехе теперь в отношениях тесных мы с ним Миллионы людей отдавали зарплаты, чтобы увидеть знаменитый на весь мир выстрел И даже бывало, путался в какой стране мы и куда выполняем вылет. Ведь постоянно думал о девушке, которая тогда в дешевом баре убила меня впервые. Я искал ее по всей стране, умирал на сцене каждого города, Ждал перед каждым номером, все эти дни мимолётом пролетели, Я ничего не замечал, и узнать, неистова, жаждал кто она. И в один день я увидел ее, идущей по городу, И теперь только в одну сторону смотрят глаза, Я боялся заговорить, и следом за ней шел часами, Пока [bad word]  [bad word]