Ко мне прилетела птица,
 в клюве принесла ключики.
 Я открыл замок на двери,
 потом я открыл наручники.
 Выбрался
 из подвала на волю,
 огляделся –
 не могу понять:
 то ли птица меня подставила,
 то ли ключи перепутали.
 Что ж мне теперь, молчать?
 Уйти под лед?
 Думать только о том,
 как пополнить счет?
 Или кричать что есть мочи:
 куда претесь вы, чего хочете?
 Это чревато тем,
 что отвезут в палату,
 мне вколят препараты
 и голову набьют ватой.
 Не ходить нам по воде,
 как посуху.
 Мужик пропил соху,
 мудрец посох свой.
 Сын отрекся от отца,
 стал живым трупом,
 чтобы в трещины на зеркале,
 глядя тупо,
 не понимать, кто он, где он
 и зачем он,
 и за чьим плечом
 виден демон.

Ко мне прилетела птица,
 в клюве принесла ключики.
 Я открыл замок на двери,
 потом я открыл наручники.

А может, я не там искал,
 и где-то есть этот край,
 идеальный мир, рай.
 Давай,
 покажи на карте,
 расскажи маршрут,
 я оставлю все
 и отправлюсь в путь.
 Босяком,
 через равнины и хребты,
 отпугивая криком зверей,
 до хрипоты.
 Только вот пока никто
 из тех, кто нашел,
 не позвонил, не написал –
 приезжай, мы ждем.
 А вдруг снится мне все,
 и люди слышать хотят?
 И после двадцати мечты живут,
 зажигая взгляд?
 И надежда есть,
 всех до одного спасти
 до того, как успеют
 сами себя извести?
 Да вот только ведь
 не бывает так.
 И птица та самая,
 и на ключах
 печать-клеймо стоит,
 тайный верный знак.
 Я на солнце щурясь,
 до хруста сжал кулак.

Ко мне прилетела птица,
 в клюве принесла ключики.
 Я открыл замок на двери,
 потом я открыл наручники.