Вот — главный вход, но только вот
Упрашивать — я лучше сдохну.
Вхожу я через чёрный вход,
А уходить стараюсь в окна.

Не вгоняю я в гроб никого,
Но вчера меня, тёпленького
(Хоть бываю и хуже я сам),
Оскорбили до ужаса.

И, плюнув в пьяное мурло
И обвязав лицо портьерой,
Я вышел прямо сквозь стекло —
В объятья к милиционеру.

И меня, окровавленного,
Всенародно прославленного,
Прям как был я, в амбиции,
Довели до милиции.

И, кулаками покарав
И оскорбив меня ногами,
Мне присудили крупный штраф,
Как будто я нахулиганил.

А потом — перевязанному,
Несправедливо наказанному —
Сердобольные мальчики
Дали спать на диванчике.

Проснулся я — ещё темно.
Успел поспать и отдохнуть я.
Встаю и, как всегда, — в окно,
Но на окне — стальные прутья!

И меня, патентованного,
Ко всему подготовленного, 
Эти прутья печальные
Ввергли в бездну отчаянья.

А рано утром — верь не верь —
Я встал, от слабости шатаясь, 
И вышел в дверь. Я — вышел — в дверь! 
С тех пор в себе я сомневаюсь.

В мире — тишь и безветрие,
Чистота и симметрия.
На душе моей тягостно,
И живу я безрадостно. 
1966