Там, где кончается власть антикварных книг,
Там, где лишь яркое небо над головой,
Ты, моя девочка, учишь чужой язык,
После чего совсем забываешь свой.

Впрочем, на что он сдался – сто лет пройдёт,
Все мы отбросим ненужное барахло.
Тело – антроподермический переплёт
Тщетно хранящий постылые гаммы слов.

            Там, где меркнут вереницы
            Снов, назойливых как зуммер,
            Мне уже полсмерти снится,
                        Как мне снится, что я не умер.
            Впрочем, так ведь может статься,
            Что post mortem будет слово –
            Как же страшно просыпаться,
                        В первый раз и не ждать второго.

Слово, которое было раньше иных,
Продано за пригоршню звонких монет
Тем, кто не знает ни совести, ни вины,
Впрочем, откуда им знать о том, чего нет.

Ты говоришь, мол, не нужно, не пой о том,
Как безнадёжность учит спускать курок.
Я отвечаю: она же придёт в твой дом,
Лучше, когда ты заранее знаешь срок.

            Там, где дождь вбивает спицы
            В спину до потери пульса,
            Мне уже полжизни снится,
                        Как мне снится, что я очнулся.
            Впрочем, так ведь может статься,
            Это просто признак лени.
            Как же страшно просыпаться,
                        Зная, что ещё не в последний.

Там, где кончается власть антикварных книг,
Там, где лишь яркое небо над головой,
Ты, моя девочка, учишь чужой язык,
После чего совсем забываешь свой.

Ну же, стирай эти буквы, ломай, сноси,
Дырка за дыркой свой внутренний мир буравь,
Только смотри не забудь: зазвенят часы,
Нужно опять просыпаться, и лучше – в явь.

            Там, где меркнут вереницы
            Снов, назойливых как зуммер,
            Мне уже полсмерти снится,
                        Как мне снится, что я не умер.
            Впрочем, так ведь может статься,
            Что post mortem будет слово –
            Как же страшно просыпаться,
                        В первый раз и не ждать второго.