Нас с ним в аду война свела, она друзей не спишет,
Я был герой, рвал удила, он был на много тише,
Сырое небо жёг закат, смерть рядом что-то ела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела,
Моя душа рвалась в набат, его тихонько пела.

Мы были разные во всём, цитата, лёд да пламень,
Шмелём кипел я под огнём, а он чернел, как камень,
Молчал и только иногда, когда я наезжаю,
Бросал мне: "Парень, ерунда, Господь на уважает",
Бросал мне: "Юра, ерунда, Господь на уважает".

Сидим в горах, вокруг зима, храпит в грязи пехота,
Нам как-то было не до сна и тошно от чего-то,
И разговор мы завели в час злобного затишья,
Куда нас черти завели в конце времён братишка?
Куда нас духи завели в конце времён братишка?

Ему кричал я: "Посмотри на эти сучьи рожи,
Им всё до фанаря, гори, страна в придачу тоже,
Нас завтра снова продадут, пойдём на урожаи...",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает",
А он в ответ: "Брось баламут, Господь нас уважает".

Всё по нулям, уже видна, дыра большого срама,
Живёт подачками страна, проевшего всё хама,
Их либеральные зады достали наши флаги,
Ни баб, ни водки, ни еды, лишь тёмные овраги,
Ни дев ни смысла, не еды, лишь тёмные овраги.

Я слов уже не нахожу и сильно раздражает,
Меня, его "Терпи, браток, Господь нас уважет",
На кой-такой Господь нам всем, где светлые дороги,
Тут оторвал нас от проблем тяжёлый крик тревоги,
Тут оторвал нас от проблем тяжёлый крик тревоги.

Очнулись мы опять вдвоём, мы в белой медсанчасти,
Я помню лишь дверной проём, как нас рвало на части,
Он долго молча умирал, сошёл как свет с аллеи,
Я что-то помню он не врал, но рассказать не смею,
Я что-то помню он не врал, но выразить не смею

С тех пор, когда нет на глаток и сильно обижают
Я говорю: "Не ссы браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Не держись браток, Господь нас уважает",
Я говорю: "Пробьёмся брат, Господь нас уважает",
Я говорю: "Мы победим, Господь нас уважает".