Толстой пахал. Он шел по борозде,
А думал в это время о пизде.
Сначала он отмахивался вяло:
Не может быть, чтоб целый граф Толстой
Не справился с какою-то пиздой.
А между тем пизда не отставала.

Подумаем о собственности. Граф
Не признавал имущественных прав
И прав на землю. Собственность есть кража.
Все спизжено! Он плюнул в борозду
И стал искать иной предмет
Раздумия! Везде пизда, и даже

В невиннейших словах на первый взгляд,
Особо если дома разозлят.
Пиздарности! На что рожать-то было,
Пиздельники! Он развернул соху.
Везде пизда! Подумать, что ль,
Хоть о коне! Но то была кобыла,

Банальная, с пиздою под хвостом.
Негодованье вспыхнуло в Толстом.
Подумать, что ли, о вопросе женском?
Он, кажется, на самом деле прост.
Зачем над ним трудилось столько пёзд...
Он муху отогнал привычным жестом --

И стал мечтать о прозе. Но и здесь
Царил какой-то форменный пиздец:
Все фабулы, все выдумки, все страсти
Неслись потоком пламенным в пизду,
И эту сумасшедшую езду
Остановить -- не в графской было власти.

Он думал -- мысль о странствиях спасет,
Но вспомнил лишь пизанский эпизод.
Да! В Приозерске, в Познани, в Потсдаме,
Везде, куда доходят поезда, --
Царила неизменная пизда!
Пизда, пизды, пиздой, в пизду, пиздами!

Взошла над лесом первая звезда.
Конечно, мне отмщенье, аз
Воздам! Да что ж я брежу, словно мерин!
Держи себя в узде! Не тыль изда...
Издал роман "Каренина!"... Но сда...
Сдаваться бес был вовсе не намерен.

Граф засопел. Она была везде.
Все мысли графа были о пизде.
И, весь в плену греховного желанья,
Он девочку завидел впереди
И закричал: "Пейзанка! Подойди!
Как звать тебя? Маланья? Пусть Маланья..."

Одежды на пейзанке разодрав,
Учение свое забывший граф
С ней похоти на пахоте предался.
Животный и бессмысленный процесс
В моральное учение не лез,
Но никогда ему не приедался.

Маланья встала. Граф достал пятак.
Она просила гривенник. "И так
С тебя довольно!" -- "Блузу замарали!" --
"Да ладно уж. Беги себе пока".
Он стал пахать. Соха была легка,
И было сладко думать о морали.