здравствуй, господи, я проста, я полжизни прочла с листа, и ладонь моя так чиста, что младенцев водой поила. над огнем не держала рук, не просила любовных мук, каждый встречный мне — брат и друг, даже в ночь приходящий с тыла. 

так скажи, за какой мой грех эту грудь распирает смех, если в ней больше места нет, где еще голубям царапать, до каких золотых лагун буду я и паяц, и лгун, мол, от всякой беды сбегу, ни за что не посмею плакать. 

нет, не жалуюсь, не молю, начищаю свою броню и других подвожу к огню, лишь бы ты улыбался добро. ясен замысел мне простой: если хочешь заткнуться — пой. так какой мне сплясать ногой, чтоб меня ты достал из кофра?

по губам не вино, а мед, тот блажен, кто не зная — бьет, кто не то, чтобы идиот, просто боли чужой не чует, и в дешевом моем нутре слишком много таких прорех, чтобы я их прощала всех и тебя поминала всуе.

для чего же, мой славный бог, ты мою простоту сберег, для чего просверлил мне бок своей ржавой иглой калёной, когда руки, что я беру — не латают мою дыру. 

если, господи, я умру, 
обещай меня что ли вспомнить.