Налетела саранча, некуда деться:
Серебряная пуля, женское сердце.
Маков цвет калиброван на полях некролога
О сверхъестественном единстве царя и Бога.
Серебряную пулю ничем не сшибёшь на лету.
В моменты истины любые слова подобны кляпу во рту.
Причина не в деньгах риэлторско-клубной условно-уголовной Москвы.
Не верьте песням с больной головы.
На лобном месте – топором, в кулуарах – подушкой,
За всё и ни за что, между запретной полосой и наружкой,
Девяносто девять и девять десятых ждут духовный денатурат.
Воистину, каждый пред всеми за всех виноват.
У того, кто влюблён – поводырь внутри:
Алые паруса, красные фонари.
Хочешь, показывай, хочешь, смотри.
Берёшь чужие, отдаёшь свои.
Поменяли на порочный – смирительный круг.
Вечную жизнь на гибель от собственных рук.
Искушенье не грех. Грех – послушанье греху.
Царская совесть осталась на самом верху.
Ближе только вакуум от удара поддых.
Снайперы по вызову с приветом своим от своих.
Ноу-хау внештатных сексотов, серпентарии выжидающих див.
На главных делах – игорно-героиновый гриф.
Крути, не крути пластинки жизни – не вернётся обратно.
Почти всегда сначала больно, потом легко и приятно.
Белую кость и трудников духа строит с разворота в упор
Стрелочник-барабанщик верховных фартовых афёр.
Приставы-прихвостни гонят умозрительный яд.
В большой семье живи и помни: медлят с теми, на которых сидят.
Радуюсь чужой радости на духовной передовой.
Толерантно: Харви Кейтель, Тим Рот, тоталитарный конвой.
У того, кто влюблён – поводырь внутри:
Алые паруса, красные фонари.
Хочешь, причаливай, хочешь, вали.
Берёшь чужие, отдаёшь свои.