Я бессмысленно много курю.
Бессмысленно много пишу.
Бессмысленно много шуток.
О многом прошу,
но это тоже бессмысленно.

Вся моя искренность - шум. 
Все чем я здесь дорожу -
приставлено будто бы горло к ножу
и станет опавшими листьями.

Сердце пока оно живо наружу не выставить,
но после нового выстрела в нас -
можно вырезать и показать, 
можно даже где-нибудь выступить.

И если мне правда тонуть не дано, 
и если легко на меня наступить,
то почему наблюдаю лишь дно?
То почему оно снова болит?

Я сказал: мне не страшно, если ты вдруг остановишь свой метроном,
по ту сторону полнят бокалы вином 
и вспоминают хорошее только.
Ты спросило: Не жалко ли мне тебя, и правда, не все ли равно? 
Я ответил: мне жалко, но только жалеть 
осталось не долго. 

...

Черная волга несется в белую зиму. 
Мне тут - невыносимо.
Меняем порядок действий. 
Меняем маски, меняем подруг, 
номера квартир, цифры симок... 
Я курю и пью кофе черный, 
как юмор в среде несчастливых, 
но ты до сих пор стучишь, 
как соседи услышав как я анонсирую
новый удар твой и новое завтра в тисках.
Она стала уставшая, грустная - 
и я точно знаю что это
из за меня...
Чувство вины это тяжкий груз. 
Взгляд на себя, если честный - значит тоска.
И конечно: 
"пора бы искать, хватит терпеть, нужно менять..."

...

Я видел твой сон. Я видел, как я умирал.
Видел, как медленно тянется день без меня, 
как просто было не врать.
Видел глаза, что читали тетрадь.
Видел в них слезы, хотелось обнять, но руки остались с телом.
Видел как город укроют чистым и белым -
будто ребенка в постели, будто бы голос в приглаженном стерео...
Ты себя не услышало, стало растерянным 
от любви не имеющей больше каких-либо прав
на то чтобы ждать, на то чтобы помнить, 
на то чтобы верить.
Начав читать эту книгу, я думал 
что в ней будет больше глав.

Люди бегут стремглав, будто мысли, будто двоичный код
программы, где каждый красивый стих - всегда немного предательство.
И если ты можешь меня простить, и продолжить гнать кислород по ветвями древа сосудов и вен, 
и если ты можешь остаться...
То сделай это, пожалуйста. Дай мне еще один день. 
Умирать - это в общем не страшно, 
пусть хоть пару телесезонов - Безруков, Патинсон.
Страшно в этот момент, что любимая сядет к тебе на постель,
а ты не сможешь обнять и коснуться
ее нежных пальцев.

Считай это просьбой остаться. 
Считай свой каждый удар.
Ты - это принятый свыше дар, 
сотрудник лишенный всех выходных. 
Сегодня пролился дождь, а завтра мы ждем пожар.
Я прошу тебя биться в моей груди, 
биться не слишком тихо.
____________________________________________

Я пробью степлером руку,
чтобы кровь моя тебя грела.
Нас сломает натиском стен.
Мир такой сложный, мы мягкотелые.
Волоки меня в стаю волков.
Ночью. На эстакаду с фонариками.
Я был почти что готов,
поубивал кругом кучу ангелов.
Я пробью степлером руку,
чтобы кровь моя тебя грела.
Не забывай меня, милая.
Не забывай меня, мягкотелого.

Однажды, умрут все кондукторы и остановятся
поезда.
Развалятся железные дороги.
Исчезнут все слова.
Я буду помирать на дороге,
Жалея,что ничего не сказал.
В зале, в позе эмбриона умрет чья-то сестра.
Море перестанет выбрасывать
дельфинов, китов, утопленников на сушу.
Глупые парни больше не будут глупых дам слушать.
Однажды, умрут все кондукторы и остановятся 
поезда.
Однажды, мне кажется, миру наступит пизда.

Я могу за нас обоих сдохнуть,
сгинуть под тысячей плинтусов.
Мнимые минусы холодов так сильно не жалят,
как жалит слово "Любовь". 
Нейромедиаторы — дофамин, эндорфины.
Догоняемся фенилэтиламином, 
как далеко не были мы, 
как ранимы и молоды, 
как обожаем верить в сказки.
Если то огромное,что разрывает,
мечет о стены, сворачивает на кафеле, 
заставляет нырять, забыв ласты,
снасти и кислородную трубку.
Если все эти чувства -
лишь вазопрессин и окситоцин. 
Заверните меня в бумагу жухлую.
Я не хочу быть один.
→ [bad word] [bad word] 38 [bad word] tekst-pesni-serdtsu