Я весь в свету, доступен всем глазам, 
Я приступил к привычной процедуре, 
Я к микрофону встал, как к образам, 
Нет-нет, сегодня точно к амбразуре. 
И микрофону я не по нутру, 
Да голос мой любому опостылит, 
Уверен, если где-то я совру, 
Он ложь мою безжалостно усилит. 

Бьют лучи от рампы мне под рёбра, 
Светят фонари в лицо недобро, 
И слепят с боков прожектора, 
И жара, жара, жара. 

Он, бестия, потоньше острия, 
Слух безотказен, слышит фальш до йоты, 
Ему плевать, что не в ударе я, 
Но пусть, я верно выпеваю ноты. 
Сегодня я особенно хриплю, 
Но изменить тональность не рискую, 
Ведь если я душою покривлю, 
Он ни за что не выправит кривую. 

Бьют лучи от рампы мне под рёбра, 
Светят фонари в лицо недобро, 
И слепят с боков прожектора, 
И жара, жара, жара. 

На шее гибкой этот микрофон 
Своей змеиной головою вертит, 
Лишь только замолчу, ужалит он, 
Я должен петь до одури, до смерти. 
Не шевелись, не двигайся, не смей, 
Я видел жало, ты змея, я знаю, 
И я сегодня заклинатель змей, 
Я не пою, я кобру заклинаю. 

Бьют лучи от рампы мне под рёбра, 
Светят фонари в лицо недобро, 
И слепят с боков прожектора, 
И жара, жара, жара. 

Прожорлив он и с жадностью птенца 
Он изо рта выхватывает звуки, 
Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, 
Рук не поднять, гитара вяжет руки. 
Опять не будет этому конца, 
Что есть мой микрофон, кто мне ответит, 
Теперь он как лампада у лица, 
Но я не свят, и микрофон не светит. 

Мелодии мои попроще гамм, 
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона, 
Мне сразу больно хлещет по щекам 
Недвижимая тень от микрофона. 

Бьют лучи от рампы мне под рёбра, 
Светят фонари в лицо недобро, 
И слепят с боков прожектора, 
И жара, жара, жара.