Ты глядишь в окно, как покинутый рыцарь,
Тебе холодно жутко и ночью не спится.
Дождь пулемётом стучит по крыше,
Бьются в окно перелётные мыши.
Ты мечтаешь увидеть Иерусалим
И недобитый вандалами Рим,
Западный берег реки Иордан
И тех, кто вчера не нажал стоп-кран.

Снова труба зовёт на битву,
Ты шепчешь во сне про себя молитву.
Нет больше любви, осталась война,
Последнюю заповедь прочтёт сатана.
И кто-то проснётся утром так рано
И, выходя как огонь из тумана,
Увидит пять поражений в войне
И надпись "убьёт" на бетонной стене.

Как последний философ ты блуждаешь впотьмах,
И смываешь кровь на своих руках.
Ты видишь во сне труп Хавьера Солана
И шёлковый путь для своих караванов.
Поднимутся в воздух железные птицы,
Спрячут под маски печальные лица.
Больше никто не спасёт наши души,
Ведь Карфаген должен быть непременно разрушен.

Снова труба зовёт на битву,
Ты шепчешь во сне про себя молитву.
Нет больше любви, осталась война,
Последнюю заповедь прочтёт сатана.
И кто-то проснётся утром так рано
И, выходя как огонь из тумана,
Увидит пять поражений в войне
И надпись "убьёт" на бетонной стене.

И кто-то по-прежнему скажет "мерси"
И поедет в булочную опять на такси.
А ты не найдёшь там свою половину,
Ведь летучий голландец не санаторий для финнов.
В три часа дня передадут по рации
О том, как Зидан боднул Матерацци,
Как сломалось ружьё у Альбины Ахатовой
И первую строчку из Анны Ахматовой.
Ты сыграешь в спектакле финальную сцену,
Как гладиатор, выходя на арену.
Услышит лишь тот, кто имеет уши,
Ведь Карфаген был тоже когда-то разрушен!

Снова труба зовёт на битву!
Собираясь в дорогу, ты оставишь бритву.
Нет поражений, нет больше войны,
Не осталось следов от копыт сатаны.
И кто-то поднимется утром так рано,
Проснувшись после большого дурмана,
Увидет рассвет в полутёмном окне
И надпись "ты жив!" на соседней стене.