Исковерканные судьбы, покорёженные дни,
Недоверчивые судьи, изувеченная суть и пни копни, лишь мхи да пни…
Здесь от сосен и остались… И еще осталась старость и над дикой стороной
Взгромоздилася усталость и уселась предо мной.

Все борщи переперчёны, - недовялены лещи.
В воскресенье не прощёны и брюнеты не лощёны…
Не залечены прыщи, не залечены прыщи…

Недокрученные гайки: рельс бы в дым, а пар в свисток,
И плетеные нагайки и квасные балалайки
Наготове, дайте срок.

Дайте лишь сигнал на драку и фанфары на войну, -
Мы Ирану и Ираку надерем до крови сраку и просрем свою страну.

И под старые мотивы выйдут ряженые в круг,
И усталый, но счастливый, под гармошек переливы и под ложек перестук
Наш народ пойдет в архивы, недобитый партактивом, недовзятый на испуг.

Ну а ежели под Тулой кто не вымрет невзначай,
Значит это будет чудо, «Фэйри» в руки и посуда -
Снова чистая, паскуда, а в стакане «Липтон» чай.

С бухты или блин с барахты прямо с неба на башку
К нам посыпятся компакты, ДВД и контрафакты и ресурсные контракты,
Дачи в Ницце и "Айнтрахты", шайки, "Челси", девки, яхты... и разгонят грусть-тоску.

Грусть-тоска уж не съедает, а выплёвывает кость:
Кто на съездах заседает, кто в подъездах засыпает,
Кто давно не просыхает, но фундамент проседает,
Отовсюду заливает и сливает на погост.

Но веселые с испугу остаемся мы в строю.
И ни ворогу ни другу не уступим мы подпругу,
И ярмо, и колею.

Мы по ней попрем упрямо прямо в светлое всегда.
Наш народ сметлив не робок, на обочине нет пробок, а с колеями беда.

И лендроверы и форды, в бампера уставя морды,
Будут кисло наблюдать на свободное движенье, да
Хоть и криво положенье, да на сердце благодать.

Нас ничем не успокоить, не расстроить, не смутить.
Нет стакана - будет кружка. Наливай моя подружка! Будем весело кутить!

За столом всегда накрытым все равны перед корытом, да и в бане все равны…
Будем веселы и пьяны на поминках нашей странной
И блаженной стороны…