Да, подлый муравей, пойду и попляшу, 
И больше ни о чем тебя не попрошу. 
Hа стеклах ледяных играет мертвый глянец. 
Зима сковала пруд, а вот и снег пошел. 
Смотри, как я пляшу, последний стрекозел, 
Смотри, уродина, на мой последний танец. 
Ах, были времена! Под каждым мне листком 
Был столик, вазочки, и чайник со свистком, 
И радужный огонь росистого напитка: 
Мне только то и впрок в обители мирской, 
Что добывается не потом и тоской, 
А так, из милости, задаром, от избытка.
О праздность нежная! О летние дары!
Ах, бесполезные, бесплатные пиры -
Пыльца медовая, глоток цветочной браги!
Пока меня никто не гнул и не ломал - 
Ах, думается мне, я больше понимал,

Чем гордые борцы и честные трудяги. 
Замерзли все цветы, ветра сошли с ума, 
Все, у кого был дом, попрятались в дома, 
Согбенные рабы соломинки таскают: 
Мы ж, не способные к работе и борьбе, 
Умеем лишь просить "Пусти меня к себе!" 
И гордо подыхать, когда нас не пускают. 
Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине 
Веселый рой теней, - ты подползешь ко мне, 
Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый, 
И, с завистью следя воздушный мой прыжок, 
Попросишь: "Стрекоза, пусти меня в кружок!" 
А я тебе скажу: "Пойди-ка поработай!"