Муттер и Фатер гордятся Отто. Рост за два метра, глаза как сталь, 
Тело, осанка, манеры - что ты, впору сниматься у Риффеншталь. 
Он побеждает на скачках конских, Вагнера темы поет на бис, 
Даже стреляет по-македонски. Белая бестия, as it is. 

Но каждую ночь 
из тумана глядя 
черными дырами мертвых глаз 
Отто является фройлян Надя в платье сатиновом. 

Был приказ - 
Каждый изловленный партизайне должен висеть на суку. И вот, 
Отто с улыбкой "Jedem das seine" пойманных русских к допросу ждет. 
В двери Надежду впихнули грубо. Отто глядит на нее свысока. 
Наде семнадцать, разбиты губы, кровь на сатине, в глазах тоска. 
Делу, увы, не помочь слезами. 
Слышно - солдаты копают рвы. 
Отто вздыхает - йедем дас зайне. Милая фройлян, мне жаль, увы. 

Вдруг исчезает тоска во взгляде, зал погрузился на миг во тьму. 
Прыгнув, на Отто повисла Надя, в ухо гадюкой шипит ему: 
"Что, офицер, не боишься мести? Нынче я стану твоей судьбой. 
Мы теперь будем цузаммен, вместе. Слышишь? Отныне навек с тобой." 

Надю за волосы тащат к вязу, в бабушкин, с детства знакомый, двор, 
Где ожидает, к суку привязан, быстрый веревочный приговор. 
"Шнапсу бы... Водки бы... Не иначе - стопку с товарищем вечерком". 
Отто стирает рукой дрожащей Надину кровь со щеки платком. 

Водка ли, шнапс ли, исповедальня – все бесполезно. Опять в ночи 
Надя из курской деревни дальней смотрит на Отто, а он молчит. 
Наденька шепчет "Jedem das seine!". Отто хрипит, воздух ловит ртом. 
Дойче овчарка глядит на хозяина, длинным виляет, скуля, хвостом. 
Был же приказ и была задача... Йедем дас зайне. В окне рассвет 
Надя уходит. А Отто плачет 
Семьдесят долгих кошмарных лет.

Автор - Саша Кладбище