Леха Чьих, фармазон, подогнал фуфеля
Скрасить вечер за стирами в "очко".
Она круто вошла: ножки, груди о-ля,
Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.
Веня лепень одел и расплавился весь,
Пальцы веером, "Здрасте гражданка,
Вам наверно еще не сказали, что здесь
Сейф лохматый ваш вскроют как в банке."

Он, довольный собой, подкатил на контакт,
Он по сейфам - ученая степень,
А она, плюнув на пол, ему просто так,
Вынув ствол, продырявила лепень.
Всем сказала сидеть, мы уважили ствол,
А она как ни в чем не бывало
Свою шляпку каре положила на стол,
Из декольте маляву достала.

Веню жалко, хорошим он кольщиком был,
Не по воле красючке простили,
Пулю в ствол ей действительный вор зарядил
И писал, чтоб ее полюбили.
Слышь, с такого начала не делают дел,
Ты же с виду не катишь по масти,
Леха Чьих прохоря через край насадил,
А тебе дырку сделать как здрасте.

Завтра авторитет просит в гости в Москву,
Есть дела, да малина подсела.
С ихней квалификацией только в тюрьму,
А тверским, мол, не в кипеше дело.
Надо людям помочь, собрались на гастроль,
Взяли вместе с мешками карету,
А делить стали филки, заныла мазоль:
Я за Веню был с авторитетом.

"Я всю долю мою оставляю в общак
Мне не надо не много, не мало,
Дай красючку свою, попахать с ней ништяк,
Ту что Веню в Твери рассчитала".
Вор достал портсигар, папироски скомкал,
Он слегка приподнялся с трамвая,
И сквозь зубы с такою тоскою сказал:
"Забирай, я тверских уважаю".

"Как зовут-то тебя?" - я спросил у нее,
"Милка" - нежное девичье тело,
"Разряжайся, сегодня ты будешь мое,
Чтобы не было здесь беспредела".
Вор, как видно, ее больше жизни любил,
Только чувства не выдал, поднялся,
И не глядя в нее, барабан разрядил,
Начал что-то толкать, но сдержался.

А в тверском ГПУ молодой оперок
Шил дела с пролетарским размахом.
На столе у него я прочел некролог,
И кольнуло в груди, под рубахой.
"Была зверски застрелена бандой в Москве
На задании Савина Мила"
На [bad word] ведь работала - дым в голове,
А вора не спалила, любила...