Терзает сердце, раня слух, 
Раздался звук аккордов злобных, 
Внутри стонал беззвучно дух. 
Еще мгновенье и покорно 
Все упадут лицом в прах. 
Мгновенье. Разве это мало? 
Отрезок тысячный, в глазах 
Вне власти времени стояла 
Картина незабытых дней, 
Свист стрел летящих, звон мечей. 
Мгновенья. Что в тебе таится? 
Какой-то страшный крик людей. 
Нечеловеческие лица. 
Густой кровавый черный дым 
Смертельным ядом для рассудка 
Ворвался в грудь, и как то жутко 
Всё стало страшно неживым, 
Где мир чудовищным и злым 
Предстал пред юностью впервые. 
И взглядом мертвым и пустым 
Окрасил волосы в седые. 
Мгновенья. Хватит, прекрати. 
И так терзается внутри 
От беспощадных воплей духа 
От чувств растоптанных где мука 
Сменила явь кошмарным сном, 
Где боль смешалась с каждым днем 
Так кропотливо надрывая 
И без того усталый дух. 
Все та же музыка играет, 
Всё также больно режет слух. 
А сердце рвется к прошлой были, 
К тем незабытым мукам дня, 
Когда взлетали тучи пыли 
В кровавых отблесках огня, 
И вопли, что тонули в небе, 
И плач испуганных детей. 
Такой судьбе достался жребий, 
Разбивший счастье юных дней. 
И словно гордость Вавилона 
Лицо царя и слава трона 
Стоит высокий истукан 
Уже не мало сильных стран 
Пред золотой ногой во страхе. 
А непокорных перед ним 
Уж нет. Они во прахе. 
Последним был Иерусалим. 
Но пал и он. Еще дымятся 
От храма славного угли. 
Погаснут скоро и они. 
Есть правда горькая на свете. 
И сколько боли в правде той. 
А, правда, в том, что стонут дети 
За грех отцов. За грех не свой. 
Есть в правде боль, но есть иная 
И в этой правде сторона. 
И как её прекрасно знает 
И любит чистая душа. 
Не каждому она открыта. 
Но тот, кто раз её вкусил, 
Поймет, что то, чем прежде жил 
Не даст того, что в ней сокрыто. 
Умолк последний дикий звук. 
И в прах испуганно упали 
Пред истуканом люди. 
Вдруг заволновались, зашептались. 
Приказ ведь слышали и знали. 
С царем не шутят. Все лежат. 
Но эти.… Эти что стоят? 
Да кто они? Да как посмели? 
Какая дерзость, неужели 
Не страшно им, что их убьют? 
Но вот их взяли, вот ведут. 
Сейчас перед царем предстанут. 
Что дальше – лучше и не знать. 
Врагам того не пожелать. 
От власти злобного тирана 
Легко никто не умирал, 
А что не жить им – каждый знал.
О чем разгневан царь великий? 
Чем он встревожен, чем смущен? 
Чем беспредельно возмущен? 
Все побледнели и приникли. 
Глаза опущены, дрожат. 
А эти трое так спокойно 
С невозмутимостью стоят. 
Как впечатляюще достойно, 
Каким огнем глаза горят. 
Ответ их тверд. Тверда без меры 
Их воля. Знай и бойся царь. 
Перед тобой не рабства тварь. 
Перед тобою люди веры. 
И пусть бессильно желчью душит 
Гордыни страсть, молчи и слушай. 
Им больше нечего терять. 
Ты разрушал святые стены. 
Ты осквернил великий храм. 
И все, что было свято там, 
Сравнял с землей, как прах бесценный. 
Ты отнял все, что только мог. 
Родных, свободу, край любимый. 
И всё что сердцу было чтимо, 
Предал во власть огня и дыма. 
Кто мог быть более жесток? 
Ты разбивал, топтал, разрушил. 
Пределы избранной земли. 
Скажи, зачем ты топчешь душу. 
Зачем ты губишь изнутри? 
Зачем ты в прихоти случайной 
Отнять желаешь, тот исток то, 
Что дает один лишь Бог. 
Что было есть и будет тайной. 
Твоей виной на этом свете 
Пролились реки горьких слез, 
Седыми становились дети, 
Вкусивши то, что ты принес. 
И если верность Богу, значит, 
Стена твоей гордыни. Хватит. 
Всему на свете есть предел. 
В твоих пределах власть земная. 
Но дух – есть Господу удел. 
Здесь власть царит совсем иная. 
Иная жизнь. Иной закон. 
Небес границ, святая слава. 
Здесь все во всем лишь только Он. 
Ты не вкушал той тайны радость, 
Когда молитвы слабый вздох 
О Нем к Нему взлететь стремиться. 
Когда душа как будто птица 
Взмывает ввысь к Нему… Он Бог. 
С которым не сравнится весь блеск 
Всех вместе взятых стран. 
Не этот жалкий истукан – 
Безумный плод жестокой власти. 
Не в этом истинное счастье, 
Не это им волнует кровь. 
Вглядись же в них и ты, быть может, 
Увидишь, что Его любовь 
Для этих трех всего дороже. 
Спеши. Отдай скорей приказ. 
Бросай их злобно на сожженье, 
Но знай, что в этот самый час, 
Чио в это самое мгновенье 
Пробил твой день и ты узришь 
Подвластной воле откровенье,
Чего не видел от рожденья. 
И от чего ты задрожишь. 
Спеши походкою нетвердой в печи, 
Пылающей огнем, там между 
Трех стоит четвертый. 
Живой и жизнь дающий трем. 
Там льются песни прославленья 
Тому кто в блеске чистоты 
Один достоин поклоненья 
И перед кем склонишься ты.