А. Северный и Братья Жемчужные с анс. Ленинградский диксиленд
октябрь 1977 года, Ленинград

Александр Дольский
Выходной без любви

А мы привратнику кричим: "Отворите двери,
На нас там занято". Но нам швейцар не верит.
Открыл и пузом отодвинул он Алешу:
"А ты, мол вовсе, ты уже хороший"
- "Да нас же трое, это же не сто".
А он нам отвечает: "Нет местов.

Я вас за пьянство не хочу обидеть,
Но вы, ребята, все в абстрактном виде.
У одного потеряна галоша,
А у другого в алебастре рожа.

А третий, хоть не шляпе, но культурный.
Стоит, молчит. Ему, наверно, дурно.
Пустить вас не могу, уж вы простите,
Не стойте тут, ребята, не грустите".

        Жизнь подходит к преклонным годам -
        В сентябре было мне двадцать три.
        Но когда в воскресенье гуляешь без дам,
        То сердце клюют снегири.

А в ресторане хорошо, и в гаме
Порхают тетечки с культурными ногами,
И курят девочки с ужасными глазами,
А с ними дяди без волос и с волосами.

Да я, сейчас, какого-нибудь дядю,
Ну просто ни за что - сугреву ради...
А тут открылись двери, и сквозь гам
Выходит, очевидно, хулиган.

А нос такой паршивый, - сразу видно,
Что . И стало мне обидно.
И стало за порядки эти странно.
Кого пускают в наши рестораны?

Я подхожу, ну бац его и хлесть.
И он лежит, такой спокойный весь.
А я согрелся, веселее стало.
Но показалось мне немного мало.
А он лежит. Ну, пнуть али не пнуть?
А тут мне трое преградили путь.

Один мне в морду кулачишкой тычет.
Да я видал таких в гробу по тыще!
Я пуговицу в нос ему засунул,
И он отвлекся, вроде бы заснул он.
Другому пасть порвал, и выдал плюху,
А остальному откусил пол-уха.

        В атмосфере бывают явления,
        Что невольно напьешься с тоски.
        Есть женщины в русских селениях,
        В городах же - одни мужики.

Ну, честно говоря, мне было трудно.
Пол-уха спрятал я в карман нагрудный.
Я вспомнил: есть котишко у меня,
Он не обедал, кажется, три дня.
Ведь тяжело не жрать три дня подряд -
Тут и хрящам, наверно, будешь рад.

Ну, а пока те четверо молились,
С Алешкой мы спокойно удалились.
Вот только Колю где-то потеряли.
Гляжу, идут навстречу нам две крали.
А так как я устал, и был печален,
То только личики в снегу им отпечатал.
А так как женщины вобще мне не враги,
Я только снегу им насыпал в сапоги.

        Я смотрю вам в чугунные очи, родной,
        Мой Владимир Ильич-обелиск,
        Но когда без подруги пройдет выходной,
        То к ночи нарежешься вдрызг.

Да и вообще, пора идти домой,
Закончился воскресный выходной.
Я дома ноги вытер о ковер,
А соседка говорит, мол Васька твой помёр.
"Да как он смел, - говорю,- такой нахал!"
Я ухом ей под носом помахал.
"Да ежли б я, - говорю, такое дело знал,
Я бы ухо тому типу не кусал".
Я для него старался, стервеца!
Вдруг вижу - нет на бабушке лица.
И тихо тут заплакала она,
Сказала, что я чистый сатана.
Что быть таким, мол, стыд, мол, и позор.
И хорошо еще, что я еще не вор.

Я вспомнил Ваську, и слегка взгруснул,
Потом заплакал... А потом заснул.

        Сколько в мире написано книг -
        Не прочтешь - потому не читал.
        Так и жизнь пролетит, словно миг -
        Ни любви, ни кота, ни черта...