— Плохо дело, господа, — Отто Фюрст, бессменный командир тяжелого VK4502 в просторечии именуемого «Тапком» вышел издиспетчерской с вытянутым лицом и недовольным взглядом. В правой руке герр унтер-офицер сжимал распечатку боевого задания. — Они там в «Варгейминге» совсем с ума посходили!.. 
— Можно взглянуть? — заинтересовался стоявший в очереди на распределение приказов наводчик с Т-44, коего во внеслужебное все звали просто Васей, без фамилии и звания. Отличник боевой и политической между прочим, как и все члены экипажа «сорок четвертого» честно заработавший опыт с 50% без всяких там танковых школ и, тем более, голдовых академий. Вася был одним из редких советских танкистов общавшихся с немчурой без лишних комплексов: дружить не дружил, но просто поболтать не отказывался. — Что там такого интересного?
Фюрст молча протянул бумагу.
— Это вы неудачно попали, — присвистнул Вася, изучив соотношение команд. — Не завидую. Безжалостный белорусский рандом...
— Следующий! — рявкнула толстая и несимпатичная диспетчерша. Вася вернул бумагу унтер-офицеру, быстро забрал документы, мимоходом сообщил, что ему-то как раз повезло и бегом умчался к советскому ангару, оставив огорченных немцев на крыльце.
— Поехали, — вздохнул Отто Фюрст. — Чему быть, того не миновать. Первый раз что ли?
— Мы во взводе? — уточнил верный помощник унтер-офицера Ганс Шмульке. — С кем?
— Наши, клановые. Иваны на ИС-4, машина-экипаж прокачаны на все сто... Но я ни в чем не уверен. Совсем.
Было от чего придти в расстройство: «Тапок» и взводный ИС-4 были единственными тяжелыми танками в команде. Остальные тринадцать машин — середнячки и самоходная артиллерия.
Список противника возглавляли целых три супертяжелых ПТ-САУ Т95 американского производства. Плюс пять GW-Tiger. Плюс семь Т-54. Это гарантированное поражение.
— Nam hana, как говорят русские, — пожал плечами Ганс Шмульке, захлопывая люк. — Впрочем действительно, не в первый раз.
Над воротами ангара заморгала красная надпись «В бой!», створки распахнулись и VK4502 бодро выкатился на освещенную летним солнцем равнину.
— Степи, — опустивший командирский перископ унтер-офицер Фюрст тяжело вздохнул. — Никуда не поедем. Мне страшно.

* * *

Удар по броне был настолько силен, что Ганс Шмульке на несколько мгновений оглох. Перед глазами поплыли розовые и фиолетовые пятна.
«Мехвод контужен, — бесстрастно сообщил автоинформатор, установленный на каждом танке. — Скорость движения и поворота снижена вдвое. Критическое повреждение двигателя... Критическое повреждения орудия... Гусеница сбита, движение невозможно!»
— Гусеницу чиним и за камни! — орал командир танка. — Быстро! Мехводу аптечку! Шнелль, кретины!
Ефрейтор Шмульке очухался и осознал, что приказы господина унтер-офицера противоречат любой логике. Следовало бы отремонтировать пушку и как минимум выйти из боя достойно, прихватив с собой хотя бы одного врага. Но...
Но приказы не обсуждаются.
Он не видел то, что наблюдал Отто Фюрст на командирском тактическом планшете — опыт подсказывал унтер-офицеру, что чем больше у неприятеля топовых средних танков, тем больше вероятность поражения. Так и вышло. Семь «Тараканов» погибли в первые же две минуты, пытаясь сломя головы напрямую прорваться на базу врага. Где и попали под перекрестный обстрел артиллерии и двух единственных тяжелых танков.
Одновременно союзный крошка Т-50 через ложбинку прорвался к противнику, убил два GW-Tiger, остальных порешила артиллерия.
— Потери огромные, эти уроды нас засветили по полной, — сокрушенно покачал головой командир, едва «Тапок» остановился за гигантским валуном. — А у них осталась ударная сила — Все три Т95... При всем желании не победить.
— За пораженческие настроения в наши времена расстреливали, — отозвался Ганс Шмульке, припомнив былую жизнь, растворившуюся в далеком прошлом. — Что там?
— Выжил наш взвод и один «Су-8». Все повреждены больше чем наполовину. Трое.
— Самоуничтожимся и вернемся в ангар.
— Неспортивно, — с упреком сказал унтер-офицер. — .....