Боль нахлынет однажды,
и с подспудного льда
от мучительной жажды
отбегает вода,

обнажаются камни
и холодное дно.
Ощущаешь руками
то, что зреть не дано...

Как в ночные проемы
безутешных глазниц
льются слов водоемы
с опустевших страниц,

как за желтою искрой
в смутном сне фонаря
белой молнией быстрой
юркнет смерть января.

Он печален — и что же?
Но зато — как жесток!
На обветренной коже
тает белый пушок,

и в январской пустыне
на краю новых бед
черной меткою стынет
твой потерянный след.