.Монолог Ирмы Ламбер
Ирма (одна): Меня зовут… Вообще меня зовут Ирма Ламбер. Да иду я, иду! Ненавижу всё безобразное, обожаю всё прекрасное. 
Родом я из Фюрсака, департамент Крёз. Ненавижу злых, обожаю добрых. 
Мой отец держал кузнецу на перекрёстке дорог. Он говорил, что голова у меня твёрже его наковальни. Иногда мне снится, что он бьёт по ней молотом. От неё летят искры. Но не будь я такой упрямой, я бы не ушла из дому и не зажила этой чудесной жизнью в Париже. 
Сперва я зажигала лампы в женском лицее: ненавижу вечер, обожаю утро. 
Затем намётывала рубашки в рукодельне у монахинь: ненавижу дьявола, обожаю бога.
 Затем сюда, где работаю судомойкой и по четвергам после обеда свободна: обожаю свободу, ненавижу рабство. 
Судомойка в Париже – на первый взгляд это просто ничто. Но само слово судомойка – какое оно красивое! И тогда оказывается, что ты всё. 
И правда, кто больше общается с людьми, чем судомойка? 
Я и в кухне, я и на террасе, не считаю того, что иногда заменяю гардеробщика. 
И я не очень люблю женщин, зато обожаю мужчин. Они-то об этом ничего не знают. 
Ни одному я ещё не говорила, что люблю его. Я скажу это лишь тому, кого полюблю по-настоящему. Многие обижаются на такое молчание. 
Берут меня за талию и думают, что я не вижу; щиплют меня и думают, что я ничего не чувствую; целуют меня в тёмных коридорах и думают, что я не замечаю. 
По четвергам они приглашают меня, приводят к себе. Заставляют пить.
 Я ненавижу виски, обожаю анисовую настойку.
 Они задерживают меня, ложатся рядом,- пожалуйста. Но губы мои крепко сжаты.
 Мои губы не скажут им: «Люблю»- лучше смерть! И они это понимают. 
Вот почему все они до одного раскланиваются со мной при встрече. Мужчины не любят низости, они обожают достоинство. Они досадуют? Ну что ж, сами виноваты: нечего лезть к настоящей девушке. 
И что подумает тот, кого я жду, если он узнает, что я говорила «люблю» тем, кто держал меня в объятиях до него?
 Боже, как я была права, упорно оставаясь судомойкой! Я знаю, он придёт, он уже близко. Он похож на этого молодого человека, которому не дали утопиться.
 Да иду, иду! Во всяком случае, когда я смотрю на него, с моих губ уже срывается слово, которое я буду твердить ему до самой старости, будет ли он меня ласкать или бить, будет ли он заботиться обо мне или убьёт меня. Он сам это решит. 
Обожаю жизнь, ненавижу смерть. 
Голос из-за сцены. Эй, судомойка! 
Ирма – Иду!