Чей-то час уже пробил,

Чей-то с минуты на минуту,

Иногда не знаешь, проживешь ли хоть сутки,

Умрешь в мучительных стонах или избежишь муки,

Не нарушая законы или оденут браслеты на руки.

Каждый год в каждом районе,

Кто-то отъезжает, приняв внутрь,

Кто-то горит под слоем брони вместо института,

Кому-то жить мешая,

Кто-то себя сам хоронит,

Кто-то долго поднимается, не заметив, что уже тонет.

Пацаны в последний путь провожает по жизни братьев,

Своих слез, не скрывая, попрощается кратко

Ведь он выбрал себя, вместо лучшего друга,

И прыгнул под пули получив свинец собственной грудью.

Из-за его же набитой стрелки в секунду потерял все,

В бессмысленной перестрелке и добился чего?!

Зачем ему теперь нужны те не поделенные деньги

И у будущего сына отец до рождения в земле!

Все это золото, что прочат там как леприконы,

Псевдо доны сподвигают молодых нарушать законы.

Быть живым заслоном

Тех, кто делит троны в этой уличной войне,

К пацанам относятся как к клонам.

Что получит мать за сына: из груди его патроны

Или тот, кто виноват, приползет к ней с поклоном?!

Будет ватными ногами с глазами влаги полными идти

За гробом сына слезы горе в горле комом.

Пепел к пеплу.

Прах к праху.

Он сам пошел на плаху,

В свое время не хватило смелости послать все ну хуй.

И друзья, что сами, как мишени в тире

Не в первой хоронят своего говорят, покойся в мире!

А мир ведь был на много шире чем могильная ограда,

Он измерял его деньгами и вот расплата.

Мир был на много красивее, чем пейзажи на банкнотах,

Он звучал куда приятней, чем марш минорных нотах.

Видеть не могу, глаз матерей от слез сырых,

Я видеть не могу отцов от времени седых

Видеть не могу, печаль друзей, подруг, родных,

Я видеть не могу, когда хоронят молодых!