1867

1867

    В ночном саду под гроздью зреющего манго 
    Максимильян танцует то, что станет танго. 
    Тень воз-вращается подобьем бумеранга, 
    температура, как подмышкой, тридцать шесть.

    Мелькает белая жилетная подкладка. 
    Мулатка тает от любви, как шоколадка, 
    в мужском обьятии посапывая сладко. 
    Где надо - гладко, где надо - шерсть.

    В ночной тиши под сенью девственного леса 
    Хуарец, действуя как двигатель прогресса, 
    забывшим начисто, как выглядят два песо, 
    пеонам новые винтовки выдает.

    Затворы клацают; в расчерченной на клетки 
    Хуарец ведомости делает отметки. 
    И попугай весьма тропической расцветки 
    сидит на ветке и так поет:

    Презренье к ближнему у нюхающих розы 
    пускай не лучше, но честней гражданской позы. 
    И то и это порождает кровь и слезы. 
    Тем паче в тропиках у нас, где смерть, увы,

    распространяется, как мухами - зараза, 
    иль как в кафе удачно брошенная фраза, 
    и где у черепа в кустах всегда три глаза, 
    и в каждом - пышный пучок травы.