Он садится с нею рядом, он берет её за плечи
И причудливым узором засверкают его речи...
Слушай, там далеко-далеко есть земля,
Там новый год, ты не поверишь, там новый год два раза в год, вот.
Там снег, там столько снега, что если б я там не был сам, я б не поверил,
Что бывает столько снега, что земля не видит небо,
И звездам не видать с вершин,
Как посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души.

Тихо-тихо-тихо, там Нью-Йорк говорит с Москвою:
"Москва, Москва забери меня домой".
Долгою упрямою строкой бежит дорога подо мной.
Ещё чуть-чуть и распрощаемся с землей.
А ей клянётся, что вернется, "совру так с места не сойду". Врёт. Сойдёт!
Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души.
Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк его души.

Какая глупость, право, верить его словам,
А не поверить - грех.
Тому, который веселее и светлей их всех, эх.
Она молчит и улыбается ему,
Тому, который возвращается.
Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк его души.
Посреди огней вечерних и гудков машин мчится тихий огонёк моей души.