6. Филигранная точность бытия

В ровном гуле города яркие точки столовых и магазинов, где продавались гуси –  совершенно особая вещь, потому что «птица – это не мясо», раньше в советское время так и писали большими светящимися в темноте буквами «МЯСО РЫБА ПТИЦА», об этом рассказывал отец Тихон, и не только он, с хрустом откусывая очередную птичью ножку –  дай такому волю, он облизнется и съест весь мир, ласково щурясь, похрустывая гусиной косточкой и приговаривая, что «в конце концов господь всех утешит».
Шел через весь город выпадал мимо себя осоловело оглядывался пытался выявить закономерности в ценах на домашнюю птицу стоимости кормов чертежах птичников.
На Литейном не выдержал, стал по-гусиному  бегать,  низко приседая, пытался кусать и клеваться, сам поражаясь очередному выпадению в умную птицу.
Краем глаза увидел столовую, где год назад еще можно было позволить себе купить часть гуся – холодное живое мясо, втекающее целебным жиром в истрепанную голову.
Проклятое время отобрало столовые и магазины, город стоит неживой, заколоченный, лишь редкие тени-прохожие гугниво протекают вдоль тротуаров, пытаясь увернуться от распоясавшихся птиц, вырвавшихся из магазинов и столовых.
Пробирался по пустому городу, ощупывал себя руками, делил на дымящиеся котлеты в столовой.
На Невском  закричал, увидев в панорамной хрустальной витрине шлем космонавта с оторванной головой – деньги втягивали в чудовищную кармическую воронку космические корабли и марксалаканагоголясервантеса из могил и библиотеки  имени Лермонтова за углом.
Озверевшее время, застрявшее между 1919-м и 1979-м, сжирало  город перемолотыми костями, пряча от праздных глаз нежную ветчину доадамова бытия.
Жир бился пульсом в ушах, заставляя гоняться на Аничковом мосту за случайным постовым; подбежали еще трое – «в животное имеете право стрелять только усыпляющими – бежит гусь малолетка беременная птица человек-инвалид».
Хотя бы на Пестеля  впрыгнуть обратно в себя, укротить  материю и время.
Снова мимо.
Штабеля холодных родных мертвецов рыться выклевывать глаза чувствуя космический холод – мертвые не согреют книги здесь жечь не принято с утра начинают играть оркестры не дают сосредоточиться влезть в себя.
Натянуть  маскировочные ботинки, с привинченными на них полосками-прямоугольничками с круглыми отверстиями-частями детского металлического конструктора и проскользнуть мимо Тихона-патрулей-оркестров, обмануть случайно встреченного отца бывшего одноклассника,  сказав, что просто идешь из рыбного магазина с большой, предположим, форелью, обыденной, ничем не примечательной рыбой, высунувшей из пакета губы будущей третьей жены, такие же вызывающие, как будто накрашенные.
Этими губами за углом, уже миновав и обманув ненужного разлагающегося пожилого человека, отца такого же молодого человека, – далее до бесконечности, вырождение видов и фамилий не знает предела; говорящая рыба укажет дорогу в ту самую подспудную непорочность, без насилия над нежными детскими «МЯСО ПТИЦА РЫБА», где птица стоит особняком, почти священная, в виде пластмассовой  формочки для песочных куличиков, забытая кем-то в песочнице с выцарапанными кем-то на одном из деревянных бортиков то ли ножом, то ли осколком стекла странными  цифрами «4/20» и «2/18» осенним вечером 23 сентября 1979-го года.