Пооткрыли вновь церквей, будто извиняются,
И звонят колокола в ночь то там, то тут,
Только Бога нет и нет, ангел не является,
Зря кадилом машет поп и бабушки поют,
И бабушки поют.

А Бог оставил нам в наказ старые инструкции,
Почерневший образок, высохший елей,
Ну а Сам покинул нас после революции,
И теперь в других краях, где живут светлей.

Мимо кассы - чтоб быстрей, взял портвейн Таврический,
Возвращаюсь и смотрю - верится с трудом:
Кто-то в черном у дверей смотрит иронически.
Отпираю дверь ключом, приглашаю в дом

Толь виденье, толь обман, толь к беде, толь к радости,
Толь плевать через плечо, толи голосить...
Достаю второй стакан, набираюсь храбрости:
Мне так много у него следует спросить.

Я давно другим не лгал, врать вообще не хочется,
Только вот не врать себе во сто крат трудней...
Я хочу спросить у Вас, Ваше Одиночество:
Как бы веру сохранить и что мне делать с ней?

А еще вопрос такой: каково покойникам?
Отчего маршрут туда день и ночь открыт,
Но в конце не ждет покой с тихим светлым домиком,
Не хранят меня глаза Ваших Маргарит?

Я бы был ужасно рад слышать Ваше мнение...
Только молча гость сидел, попивал вино,
Досмотрел программу "Взгляд", депутатов прения,
На часы взглянув, зевнул и вылетел в окно

И в раскрытое окно ночь глядит загадочно,
Дыры звезд на платье тьмы – драный материал.
Дел, как видно, у него без меня достаточно,
Ну а может, он, как мы, силу утерял?
Ну а может, он, как мы, знанье утерял?
Ну а может, он, как мы, веру утерял?