Часы пробили полночь. Тыквой стала карета. 
Разбился на части счастья хрупкий фиал. 
Ты ушла, моя песенка спета. 
Гости разъехались. Закончился бал. 

Мы до дна осушили кубок разлуки. 
Беспросветная тень пролегла между нами. 
Поздно рвать волосы и заламывать руки. 
Захлопнулась дверь между мирами. 

Онанизм и нежный голос Джарбоэ – 
Это все, что осталось на посошок. 
Утратило смысл существование земное. 
Только небо смеялось – ну, что влип, Золушок!? 

Подписан пергамент внизу бурой тушью. 
Чтобы не суждено было развеяться чарам, 
Забирай же скорее, Пан, мою душу, 
За бесценок, просто так, даром! 

Так вперед, а потом вниз по скользкой дорожке. 
Пусть накроется все медным корытом. 
И растут острее по весне у бесенят рожки, 
Шелковятся хвосты и крепнут копыта. 

Без выходных работают адские термы. 
Ныряют грешники в кипящее масло. 
Мы призванию своему останемся верны, 
Чтобы пламя в преисподней никогда не погасло. 

Значит, будем поклоняться золотому тельцу. 
Проматывать жизнь и здоровье. 
Назло всему свету, себе и творцу, 
Наслаждаясь плотской любовью. 

У гиены огненной крепкий желудок, 
Переварит она всех с потрохами. 
Теряя совесть, честь и рассудок, 
Беспомощно пустоте мы грозим кулаками. 

Мучает поутру вурдалаков изжога. 
Чей-то конец – это чье-то начало. 
Для Атоса все – это так много, 
А для графа Де Ляфер – слишком мало. 

Мы сидим на ветке, которую рубим. 
Без оглядки, доверившись всемогущему богу. 
В глубине души мы все его любим. 
А он нас не всех, да и то понемногу. 

Не произноси имя никогда Его всуе. 
Ты раб, ты слаб, червь, чернь, грязь, быдло, чандала. 
Корчась от боли, мы хрипим, аллилуйя! 
Сердце от любви, чтобы не разорвало.