Жила в полуподвале
    Лифтерша тетя Валя,
    А с нею вместе взрослый жил сынок.
    Он налегал на кашу
    И вымахал с папашу,
    И помогал мамаше всем, чем мог.
    За то, что папа маму бил вот здесь, в полуподвале,
    Сыночек папу с корешом живьем четвертовали —
    Хороший, в общем, добрый был сынок.
    Во время перестроечки
    Он спал в тюремной коечке —
    Червончик за папашу отбывал.
    Но в лифте ездил дядя,
    Который мамы ради
    Всё это дело в урну заховал.
    И вот вернулась к Ванечке проказница-свобода,
    А папа был в гробу уже тому четыре года.
    И Ваня снова шасть в полуподвал.
    Ах, дело молодецкое,
    Ах, выпуклость недетская
    Ему явилась в лифте как-то раз.
    Прошлась, вихляя бедрами,
    И страсть руками бодрыми
    Схватила Ваню крепко в тот же час.
    И с этой страстью Ванечка в обнимку ночевали
    В холодном, неприветливом и злом полуподвале,
    И понапрасну мучили матрас.
Но жизнь-то — “фифти-фифти”,
И как-то в этом лифте
С ней Ванечка до полночи застрял.
Он делал к ней движенья,
Он делал предложенья,
И этим, безусловно, покорял.
И он признался ей в любви легко и неформально:
Всего два раза спереди и один раз нормально —
На чем внимание особо заострял.
И надо здесь сказать бы,
Что дело вышло к свадьбе,
Пять лет тому, как папа был в гробу —
Ведь мама меж стропила
Тот лифт остановила
И тем решила Ванину судьбу.
И ездит теперь Ванечка на “мерсе” да на “порше” —
Ах, вот что значит вовремя не спящая лифтерша,
Пусть даже с тремя пядями во лбу.
А папа им завидует в гробу.