Я знаю: Он здесь. 
Он лепит мыло для петель, в которых будут висеть удавившиеся за копейку.
Он здесь. За тщедушными спинами тайн 
Его твёрдый мартеновский взгляд из земной нержавейки.
Сначала Он дарит тебе призрачный шанс на спасенье, 
а после допроса – карает плетью упругой.
Но Он – не судья, не пророк и не врач. 
Он лишь смотрит на то, как 

Его сыновья пожирают друг друга.
А Его сыновья пожирают друг друга! 
Господи, помилуй Своих сыновей!

Он является в разных обличьях, 
в разных точках планеты одновременно, под вымышленными именами.
Небрежно швыряя осколки инструкций по праведной жизни 
для вошки, мошки и пешки,
Он чёрной тенью шпионит за нами.
Ничуть не скрывая садистской насмешки 
над нерадивыми Своими сынами, неспособными остановить Кали-Югу.
И никто Ему не предъявит за то, что Он спокойно смотрит на то, как 

Его сыновья пожирают друг друга…
А Его сыновья пожирают друг друга! 
Господи, помилуй Своих сыновей!

Трудяга-червь занимается удобрением земли-матери. 
Червей клюют птицы. 
А я ем птичье мясо без всякого там совестеугрызения.
Так растолкуй же мне, Яхве (или как Тебя ещё): 
если Ты нас так любишь, то зачем нас было загонять 
в эти дурацкие пищевые звенья?
И из поколенья в поколение передаётся 
неутолимая жажда мяса и крови ближнего. 
И не вырваться из этого порочного круга.
А Он чинно сидит, пьян и сыт, и глядит в позолоченный монокль на то, как 

Его сыновья пожирают друг друга…
А Его сыновья пожирают друг друга! 
Господи, помилуй Своих сыновей!

И Он никогда не был образцовым отцом, 
но сказать Ему это в лицо духовенство считает высшей пробы кощунством.
А касатики?.. А касатики выросли самодовольной озлобленной падалью, наградили Батяню крестом да венцом за халатное опекунство…
Однако. Отдувался вовсе не Он, а один из Его любимых питомцев – 
Христос. Светлый и чистый. Плывёт карнекриста в Хароновом струге.
«Гегеге!» - гоготал, подтрунивал, ликовал Вельзевул. 
А Он угрюмо смотрел, на то как 

Его сыновья пожирают друг друга…
А Его сыновья пожирают друг друга! 
Господи, помилуй Своих сыновей!

Не убий. Но как не раздавить комара-кровопийцу? 
Не четвертовать маньяка-детоубийцу? 
Не вмесить в говно врага, покусившегося на твои земли?
Не укради. Да куда ты нахуй денешься, 
когда увидишь, как по пыльным углам, 
корчась от желудочных болей, заскулят твои голодные дети?
Не прелюбодействуй? 
А кому ты чего, собственно, должен? 
Как же поиск новых ощущений, вторых половин, мимолетных влечений? Однообразие расхолаживает супруга. Нет страшней любви недуга…
Его дети малы и глупы. А Ему – не до них. 
Он по-прежнему в роденовской позе сидит и смотрит на то, как