РАДОСТЬ
В самые сумерки, когда совсем немного осталось до темноты, Медвежонок сказал Ёжику:
— А знаешь, почему мы больше всего любим сумерки?
— Я люблю солнце, — сказал Ёжик. — Я сумерки не люблю.
— Как же не любишь? А кто говорил: «Давай, Медвежонок, посумерничаем»?
— Я говорил. Но я люблю солнце.
— А зачем тогда говорил?
— Я очень люблю сидеть с тобой в сумерках, но солнце я люблю больше.
— А почему ты никогда не сказал: «Давай посидим на солнышке, Медвежонок!»?
— Потому что на солнышке мы с тобой не усидим. На солнышке мы обязательно что-нибудь придумаем.
— А в сумерках мы ничего и придумать не можем?
— В сумерках хорошо просто сидеть. Сидеть и догадываться, что ты сидишь рядом.
— Что ж тут догадываться, когда ты и так знаешь.
— Знаю. Но когда становится уже совсем темно, мне иногда кажется, что тебя нет, и тогда я д о г а д ы в а ю с ь.
— Я тоже догадываюсь, — сказал Медвежонок. — Но это когда уже совсем темно. Это когда уже надо зажечь свечу и ставить самовар.
— Ставить самовар, — задумавшись, повторил Ёжик.
— А ещё не надо?
— А ты уже есть хочешь?
— Я всегда есть хочу, — сказал Медвежонок. — А ты разве не всегда?
— Нет, — сказал Ёжик. — Я не люблю есть. Скучно.
— Есть скучно? Как это? Мне ещё ни разу не было скучно есть. Сколько ни ел — ни разу не было скучно.
— А мне скучно, — сказал Ёжик. — Сидишь, жуёшь...
— Это смотря что есть, — сказал Медвежонок. — Если, например, кашу... Но и то — смотря какая каша. Вот я ел тыквенную. Вкусно!
— А мне даже твой мёд скучно.
— Мёд? Ну уж! — Медвежонок в темноте заулыбался. — Мёд всегда весело есть, хоть в дождь, хоть в снег. Пусть ветер воет, а я ем и радуюсь.
— Как это?
— Всем нутром, — сказал Медвежонок. — Ты можешь радоваться всем нутром?
— Не пробовал.
— Вот когда я ем мёд, — сказал Медвежонок, — я радуюсь всем нутром. Вот всем-всем, что у меня есть внутри, — сижу и радуюсь.
— Я сейчас дам тебе мёда. — Ёжик зажёг свечу. — Посмотрим, как ты будешь радоваться.
— Полная миска! — обрадовался Медвежонок.
— Возьми ложку.
— Зачем? Я и так съем! — И зачавкал.
— Что-то не вижу, чтоб ты радовался.
— Я радуюсь. — Медвежонок вылизал миску. — У меня там, внутри, всё дрожит и улыбается.
— Вкусно?
— Очень! Я так нарадовался, что теперь весь вечер буду сидеть грустный.
— Чего же грустить?
— Как ты не понимаешь? — сказал Медвежонок. — Ведь мёда-то больше нет!
Они сидели в креслицах на Ёжикином крыльце; мигала свеча; высоко в небе загорались еле видные звёзды. Ёжик задумчиво глядел на Медвежонка, а Медвежонок внутренним взором видел всё своё радостное нутро и застенчиво улыбался.