Он сегодня дома, он сегодня один,
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин,
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.

А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
"И с какой же радости парень напился?.."
А ему, бедняге, уж ничем не помочь – 
Он устал быть тем, кем сегодня родился.

Он забыл, как люди включают на кухне газ,
И чужую боль заглушил цитрамоном,
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном. 

Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него – "сумасшедший..."

И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен:
От былого осталась лишь зыбкая тень –
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.

И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И срывает морфином незримые узы,
И идет поутру он молитвы свои читать
В католический храм альбигойской Тулузы.

Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И затопчут его крестоносцы Монфора.

И отбывает он вновь летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок;
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.

И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Матерится на поздний звонок телефона
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им под стеной Каркассона.

И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы,
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.