Он сегодня дома, он сегодня один,         
Он немного болен, немного устал.                     
Сам себе трубадур, сам себе господин,            
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.            

А за окном темно, смотрит в форточку ночь:  
"И с какой же радости парень напился?.."      
А ему, бедняге, уж ничем не помочь –          
Он устал быть тем, кем сегодня родился.     

    Он забыл, как люди включают на кухне газ,    
    И чужую боль заглушил цитрамоном,
    Он глядит на стены и видит родной Прованс,   
    Где когда-то он звался графом Раймоном.        

Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него – "сумасшедший..."

И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен:
От былого осталась лишь зыбкая тень –
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.

    И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
    И срывает морфином незримые узы,
    И идет поутру он молитвы свои читать
    В католический храм альбигойской Тулузы.

Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И затопчут его крестоносцы Монфора.

И отбывает он вновь летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок;
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.

    И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
    Матерится на поздний звонок телефона
    И болят на погоду призраки старых ран,
    Что получены им под стеной Каркассона.

    И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
    Заполняя времени стертые лузы,
    И болят на погоду призраки старых ран,
    Что получены им на полях под Тулузой.