Я не очень-то верю актерам,
У них слишком уж много лиц.
Все у них изменяется скоро,
Не живешь, а играешь блиц.
У меня есть ручная птица,
Она очень хрипло поёт.
Что с того, что она мне снится,
Но зато никогда не врёт.

У меня есть койот и ворон,
У тебя - атональный джаз,
Я стихов рассыпаю споры,
И взойдут ли они - бог даст.
И над плотию умервщвленной
Подлетает душа как флаг.
Этот мир был такой зеленый,
До тех пор, пока не ослаб.

Было в городе нервных танцев
Слишком мало солнечных дней,
Я хотела бы в нем остаться,
Но уйти оказалось верней,
Чтобы боль вытекала горлом,
Лишь сверкнет Петропавловский шпиль,
И в жаровне тоски упорной
Отливался высокий штиль.

Я сейчас демиург, мессия,
Я алхимик, шаман, поэт
По законам драматургии
Скоро должен начаться сюжет.
Я пишу эту злую сказку,
Не надеясь на хэппи-энд,
Своевольны роли и маски,
Но вступил в увертюру бенд.

Я не очень верю актерам,
Если это имеет смысл,
Кто на тонкой струне минора
Повисает как альпинист,
Кто все время у края сцены,
разделяющего тьму и свет,
Кто смертельную платит цену,
Созидая то, чего нет.

Его звали, скажем, Антоном,
Он, конечно, был маг и актер,
По средневековым законам
Ему мог бы светить костер:
Он умел вызывать затменья,
снег и ветер, слезы и дождь,
Хоть он делал это на сцене,
Инквизицию не проведешь.

Каждый день - выходной, понедельник -
Он играл сердцами людей,
Он во всех амплуа был гений:
Комик, трагик, простак, злодей,
Плут, игрок, что печатью мечен,
Инженю, резонер, слуга,
Но актер - не богова свечка
И не чертова кочерга.

Его паства - толпа у кассы,
Его храм - галерка, вертеп,
Он за клоуна и гимнаста,
Его жесты - вино и хлеб,
В балагане толпа людская,
Так изволь получить паек
Тем, что в рай таких не пускают,
Даже с краю -
Только в раёк.

Ты встаешь на свое колено,
И глядишь, не совсем дыша,
Как шевелятся доски сцены,
Потому что в них есть душа.
То король, то бродяга, то есть
Каждый раз сам - новая роль.
Лицедействуешь - так на совесть
Открывать свое сердце изволь!

Что получишь в ответ по праву -
То любовь, то лишь медный грош,
То овации, крики браво! ,
То из ложи швыряют нож.
И любовь через меру, и плети,
Зацепило - не гнись, держись,
Ты уже променял все на свете
На дурманящий запах кулис.

Вот тогда и беда поверит,
Что как ангел, ты неуязвим,
Ну а может, как Том и Джерри,
Или просто как клоун и мим.
За свой дар игры невозбранной
Ты и быть, и не быть готов.
Бог хранит дураков и пьяных,
А еще - бережет шутов.

Это ласка и это таска,
Маска тьмы, пустоты костюм
Тонкой плёнкой цветной раскраски
Слепит глаз и морочит ум.

Слепит глазки, морочит ум.

И когда с пропоротым сердцем
Наш герой приходит домой -
Там пьянчуги лезут погреться,
Проститутки кричат: ты мой! .
На его истекающий голос
Собираются упыри.
Он идет, излучая веселость,
Что с того, что дыра внутри.

Что с того, что внутри колодец,
Коридор извилистых строф,
Он внутри и снаружи, то есть
Он раздвоен между миров,
Он идет, запинаясь о звезды,
И под кожей - не кровь, вода,
Я не очень-то верю трёзвым,
Но и пьяным -
совсем не всегда.

Вечер, зал - и он снова новый
Искрометен, жив и игрив
Снова зритель глядит, зачарован,
Как он пьесы плетет мотив.
Среди тех, кто забыл о вздохе,
Я та девочка в первом ряду,
Я не в городе, не в эпохе
Вслед за ним без оглядки иду.

Я - ребенок в смешном балагане,
В сказке под названием жизнь
Я дрожу перед злыми врагами
И в восторге от криков бис! .
Белый грим, Перро с Арлекином,
И сердечко в груди: тук-тук,
Я уже почти Коломбина,
Я забыла, что это - глюк.

Покатайся в аттракционе,
В притяжении эти мук,
На машинке или в вагоне
Меж столицами и вокруг.
Там веселые шутки, пляски
И в финале оркестр: трам-парам,
Я не