Покусал шальную рожу беспризорный снежок 
И убежал скрипучим лаем в глубину мозгов.
Я мотаю в одиночку круглый замкнутый срок 
По решеткам перекрестков собственных следов. 
Поскользнулся и разбил праведный нос 
Самозваный паломник в расписные места. 
Запоздало удивлялся лихой паровоз, 
Почему под колесиками нет моста. 

Чья-то звездочка в небе, а чья-то упала, 
И нет молотка, чтоб обратно прибить. 
Настоящего кайфа здесь немыслимо мало, 
Но за кайф всегда надо платить: 
Ведь твой дом кто-то ставит на каждой дороге, 
Твое имя мерещится на каждой стене. 
Это я только думал, что я думал о Боге, – 
Оказалось, что думал об одной тебе. 

Но поезд в город весны
Уходит в тридцать ноль-ноль, 
Каждый день без изменения
В тридцать ноль-ноль. 

По тупым закоулкам дремучего тела 
Мутно бродит душа, словно кошка в дыму. 
По дороге из хлева на седьмые пределы 
Дай Бог не променять суму на тюрьму. 
Кто к тибетским вершинам стрелою из лука, 
А кто - в доме любви  по жизни шпион. 
Так где ж оно, мое «Я», и кто, схватив мою руку,
Дает приказ набирать твой телефон? 

Но поезд в город весны
Уходит в тридцать ноль-ноль. 

А по венам ползут метастазы тоски.
Расцелует морду беспризорный пес,
щенячьим визгом, в пушистый сугроб. 
Солнышко-лыба  - песье лицо. 
Дешёвый портвейн на угла из горла,
Бесовские песни в дуэт на луну,
Потом вдогонки путать следы - 
На хрустальной метле ведьма-зима.

Чужие окна, чужие дома, 
Чужие авто, пальто, светофоры, 
Заборы, витрины сверкали, мелькали,
Кружились, срывались, сливались...
А мы оставались, мы одни оставались, 
Мы словно отстали. 
Искали в карманах пьяные лапы 
Последний, заветный, прощальный билет... 

На поезд в город весны,
На тридцать ноль-ноль. 

Поезд в город весны на тридцать ноль-ноль...