Изгибается плавно зеленое море,
В горизонт упираясь холодным стеклом.
И не видно конца в затянувшемся споре,
Входят прежние тени в заброшенный дом.

Кружит в медленном вальсе Прекрасная Дама
И глядит отрешенно надменный корсар.
Их шаги шелестят средь бумажного хлама,
И слова их похожи на черный пожвар.

И еще один призрак лишает покоя – 
Этот страшный монах с потемневшим лицом.
Он коснулся виска ледяною рукою,
Он смотрел, будто все еще грезил костром.

И в запавших глазах, не глазах, а глазницах – 
Так сверкали частицы иного огня.
Он похож был на черную хищную птицу,
Он промолвил: "Ты тоже не понял меня…

Я карал за предательство и лицедейство! – 
И внезапная боль исказила уста. – 
Не  за то, что отпали они в иудейство,
А за то, что признали победу креста!

Вероломство и пытки, жестокость без меры – 
Я согласен, но все же, в конце-то концов
Это было защитой поруганной веры,
Малодушно отброшенной веры отцов…"

Было так неуютно от темного взгляда
И от горького яда безумных речей.
И спросил я его: "Кто же ты, Торквемада?"
И ответил мне призрак: "Последний еврей…"

Он сказал – и ушел… Разговоры о Боге,
О любви и судьбе показались пусты…
Кто за нами придет? Кто стоит на пороге?
Разрушаются стены, ветшают мосты…