Полетели со мной, однокрылый птенец!
Воспарим над растаявшим храмом любви.
Стал гербарием пыльным терновый венец,
И земля будет вечно стоять на крови.
Полетели со мной от бесплодных химер –
Нет загробного счастья и добрых царей.
От дотошности вер и условности мер.
Если нас не подстрелят – мы станем сильней!

Чья кровь запеклась на голгофском песке, мир поклоны Тому бить не спешит.
Вековечащий слово Его будит с ним на позорном кресте.
Но кому умирать за чужие грехи, тот всегда остается жив.
Ваша доля – узда, крик погонщика, страх, да спина на хлысте!

Океаны земли источают печаль,
Седогривые волны стенают по невольной душе.
Мир стоит на грызне – все запущено, mon generalle!
Ну а тот, кто придумал мораль – самый конченный враль!
Посмотри на людей: обезьяньи приплоды, рабы.
Бьют деньгу, копошатся как вши на Господней башке.
Умирают как мухи, и в жерло шалавы-судьбы
Хладнокровно бросают всё новых и новых детей…

Чья кровь запеклась на голгофском песке, мир поклоны Тому бить не спешит.
Вековечащий слово Его будит с ним на позорном кресте.
Но кому умирать за чужие грехи, тот всегда остается жив.
Ваша доля – узда, крик погонщика, страх, да спина на хлысте!

Ну чего ж ты, малыш, не летишь? Обосрался, глупыш?
Испугался крутых виражей или свиста свинца?
От ножей не сбежишь, коли сильно очком дорожишь.
Раз не хочешь орлом – будь садистской игрушкой Отца.
Полетели, дурак! Прочь от черной и горькой земли!
Тебе нечего больше терять, кроме звонких цепей!
Нас бросали щенками в бульон бытия – мы тогда возразить не смогли.
Мы теперь намели, но берег где-то вдали…

Чья кровь запеклась на голгофском песке, мир поклоны Тому бить не спешит.
Вековечащий слово Его будит с ним на позорном кресте.
Но кому умирать за чужие грехи, тот всегда остается жив.
Ваша доля – узда, крик погонщика, страх, да спина на хлысте!
Полетели со мной, однокрылый юнец, лютой яростью пышут крыла.
Наши перья горячими лезвиями рассекут небосвод,
И ошметками вниз полетит эта глупая дрянь-синева.
Виновато посмотрит в глаза своим вшам Кукловод.