Что отнято судьбой, а что подарено, –
в конце концов, не всё ли мне равно?
Так странно всё, что было бы, сударыня,
печально, если б не было смешно.
И я не тот: ничуть не лучше всякого,
и вы не та: есть краше в десять раз.
Мы просто одиноки одинаково,
и это всё, что связывает нас.

Когда один из нас падёт, поверженный,
другой – и не заметит впопыхах.
Зачем же я пред вами, как помешанный,
и слёзы лью, и каюсь во грехах?
Зачем дрожу, зачем порхаю по небу,
и жду чудес, и всё во мне поёт?
Зачем, зачем... Пускай ответит кто-нибудь,
конечно, если что-нибудь поймёт.

Простите мне, что диким и простуженным
ворвался к вам средь зимней тишины.
Не то беда, что я давно не нужен вам,
А то, что вы мне тоже не нужны.
И всё ж сама судьба с её ударами,
капризами и ранами потерь
ничто пред блеском ваших глаз, сударыня,
он светит мне. Особенно теперь,

теперь, когда невзгоды приключаются
всё чаще и всё смертельней бьют ветра.
Мне кажется, что дни мои кончаются,
и остаются только вечера...
Сияйте ж мне, покуда не отмечено
печатью лет ни сердце, ни чело!
И, видит Бог, сказать мне больше нечего,
да больше – и не скажешь ничего...