На окраине шумного города,
Оккупировав северный склон,
Поселилась нежданно-негаданно,
Стая черных, как уголь ворон.

Суд здесь правился высшею кастою,
Кто крупнее был всех и наглей,
Над забитой вороньею расою,
Так же всё, как у нас, у людей.

Не о них рассказать вам хотел бы я.
Выделялась одна среди всех,
Вся точь-в-точь, как они, только белая,
Как зимой свежевыпавший снег.

Вся точь-в-точь, как они, только белая,
Как зимой свежевыпавший снег.
Вся точь-в-точь, как они, только белая,
Как зимой свежевыпавший снег.

И вся стая, собачею сворою,
Ненавидела люто её.
Ведь была она чистой и гордою,
Не такою, как всё вороньё!

Не мирилась с царящей жестокостью,
Не бросалась на слабых, больных,
Не кормилась отбросами, падалью,
Отличаясь от всех остальных.

Она тем виновата, что белая –
Каждый ворон согласно кивал –
В грязь её, и чернее нас сделаем!
Кто был против, тот просто молчал.

И упала, забитая стаею
Под довольный озлобленный смех.
И вина её в том, точно знаю я,
Что была не такой среди всех.

И летел над притихшими скверами
Крик вороны, затоптанной в грязь –
Разве я виновата, что белая?
Я такою на свет родилась!

А на утро прохожие видели,
Как над церковью старой кружат
С неумело раскрытыми крыльями
Двое белых, как снег, воронят…

С неумело раскрытыми крыльями
Двое белых, как снег, воронят…

Двое белых, как снег, воронят…
Двое белых, как снег, воронят…