Сошлись чертовки на перекрестке, 
На перекрестке трех дорог. 
Сошлись к полночи, и месяц жесткий 
Висел вверху, кривя свой рог. 

Ну, как добыча? Сюда, сестрицы! 
Мешки тугие, — вот прорвет! 
С единой бровью и с ликом птицы, — 
Выходит старшая вперед. 

И запищала, заговорила, 
Разинув клюв и супя бровь: 
«Да что ж, неплохо! Ведь я стащила 
У двух любовников — любовь. 

Сидят, целуясь... А я, украдкой, 
Как подкачусь, да сразу — хвать! 
Небось, друг друга теперь не сладко 
Им обнимать да целовать! 

А вы, сестрица?» — «Я знаю меру, 
Мне лишь была б полна сума. 
Я у пророка украла веру, — 
И он тотчас сошел с ума. 

Он этой верой махал, как флагом, 
Кричал, кричал... Постой же, друг! 
К нему подкралась я тихим шагом — 
Да флаг и вышибла из рук!» 

Хохочет третья: «Вот это средство! 
И мой денечек не был плох: 
Я у ребенка украла детство, 
Он сразу сник. Потом издох». 

Смеясь, к четвертой пристали: ну же, 
А ты явилась с чем, скажи? 
Мешки тугие, всех наших туже... 
Скорей веревку развяжи! 

Чертовка мнется, чертовке стыдно... 
Сама худая, без лица. 
«Хоть я безлика, а всё ж обидно: 
Я обокрала — мудреца. 

Жирна добыча, да в жире ль дело! 
Я с мудрецом сошлась на грех. 
Едва я мудрость стащить успела, — 
Он тотчас стал счастливей всех! 

Смеется, пляшет... Ну, словом, худо. 
Назад давала — не берет. 
«Спасибо, ладно! И вон отсюда!» 
Пришлось уйти... Еще убьет! 

Конца не вижу я испытанью. 
Мешок тяжел, битком набит! 
Куда деваться мне с этой дрянью? 
Хотела выпустить — сидит». 

Чертовки взвыли: наворожила! 
Не людям быть счастливей нас! 
Вот угодила, хоть и без рыла! 
Тащи назад! Тащи сейчас! 

«Несите сами! Я понесла бы, 
Да если люди не берут!» 
И разодрались четыре бабы: 
Сестру безликую дерут. 

Смеялся месяц... И от соблазна 
Сокрыл за тучи острый рог. 
Дрались... А мудрость лежала праздно 
На перекрестке трех дорог.