Вот яблоко. И дерево в саду.
Беру строфу не с дерева, а с сада
и по листу перо мое веду,
так входят в ад или идут из ада.

Вот так-то брат. Берусь в такую рань,
с утра, со сна, описывать природу
двора. Как есть (и это дело дрянь)
пишу про двор в погожую субботу.

Чудесный день для отдыха. Кому
посвящены труды ребёнка знает
один ребёнок. Сильному уму
не разъяснишь, почём дитя страдает.

Кто видит двор, в открытую ладонь
кладёт ладонь и с замираньем в сердце,
он смотрит, как легко летят в огонь
и тлеют листья. Так уходит детство.

То детство, где неугомонный мяч
бьёт стёкла окон и гневит соседа,
и где уходит в осень карагач,
не оставляя за собою следа.

То детство, где родителю в упрек
не ставит отпрыск стены интерната.
То детство вдоль Чапаевских дорог
приводит на порог военкомата

того кто смотрит на огонь и дым,
как сирота, ребячески устало,
того кто был когда-то молодым,
но повзрослел в песках Афганистана.

Он видит, как летят мечты в огонь,
и дерево, похожее на Бога,
в саду, земля и даже отчий дом,
и та же юность парня молодого.

Он видел, что такое это тлеть
в огне, в дыму – не в самом ли расцвете, –
кто видел, как приходит к людям смерть
и ничего не мог поделать с этим.

Охваченный воспоминаньем дней
похожих друг на друга в день осенний,
он думал, что ничуть не стал сильней,
хоть думал, что становится сильнее.

В субботний день он вышел на крыльцо,
достав из чердака остатки масел
и кисти с банкой из-под огурцов,
чтоб это утро красками раскрасить.

10 октября 2006 года