In Vermis Veritas (Poppy Z Brite).

«Со смертью ничего не поделаешь, чего не скажешь о великой красоте мяса», –– так говорил Фрэнсис Бэкон, художник двадцатого века, объясняя, почему он изображает смерть и разложение. Восхищаясь его позицией, я уверен, что это отношение к мясу говорит о том, что Бэкон был знатоком смерти, хоть и предпочитал это скрывать.
Я считаю себя знатоком смерти. Пока миллионы моих братьев и сестер прогрызают себе путь через всю ту дрянь, что встречается им на пути –– неутомимо, но бессмысленно, –– я берегу свою энергию для самого вкусного мяса: для трупов, изуродованных ужасом, истерзанных долгой, мучительной смертью. Мясо, до хруста сожженное заживо, мясо, изрезанное холодной сталью, мясо с пулей в кишках.
Здесь, на бойне, я обедаю досыта.
Со смертью можно делать что угодно. О, эта великая красота мяса и множества его оттенков: вязкий пурпур утонувшей плоти, свежесть полупрозрачных розовых внутренностей, бурлящая синяя гниль. Бэкон должен был рисовать на бойне. О, эта великая красота мяса и множества его ароматов.
Когда мы обрабатываем труп до кости, мы не только обнажаем его структуру; мы становимся его архитекторами. Для большинства это всего лишь разложение белка и пополнение простой личиночной ткани. Для меня это сродни катарсису. Я вбираю в себя качества умершего, я наполняюсь его восприятием и, возможно, каким-то образом я помогаю освободить его душу.
Следовательно, я прожил тысячи жизней. Я прочитал бессчетное количество книг, и даже написал несколько. Я создавал династии, а потом бросал их и наблюдал за их падением. Я был плодом в матке и старейшиной в пещере. Я поглощал идеи «свободы» и «любви», а потом извергал их, снова и снова.
Люди убивают друг друга – иногда в качестве спорта, иногда ради любви, а иногда просто посылают их на бойню, чтобы прокормить пока-еще-живых, или, если прошло слишком много времени, чтобы кормить меня и мое семейство. Каждый думает, что живет в наихудшее из времен, но на самом деле ничего никогда не меняется.
Я извиваюсь в слегка поврежденном мозге молодого человека, который погиб без особой причины, после долгой и честной охоты. Блестящие извилины расплываются, расстраиваются, растворяются в своих химических компонентах. Я насыщаюсь первобытным супом из его разума. Ужасное осознание конца, свалившееся на него в момент смерти, обостряет вкус.
Я напиваюсь потоком его воспоминаний и эмоций. Я синтезирую его знания. Вся его жизнь проносится сквозь меня, пока я прогрызаю себе путь в его жидеющем мозгу. Я купаюсь в его мире. Я умираю его утомительной смертью.
Как обычно, я рад быть личинкой на бойне, а не человеком.