Расстреляли весну пулеметным огнем,
Нет весны, нет страны, нет ни бога, ни веры.
Опьянев от боев, кровь мы русскую пьем,
Миру снова явив безрассудства примеры.

Взяли Харьков опять, снова наш Геленджик,
Ну, а мне все в ушах отдается набатом,
Как кричал возле рва босоногий мужик:
“Православный ведь я! Не губите, ребята!”

Сестры - бледность и кровь. Белый цвет,
красный цвет,
Пол-России в огне, сняты чести барьеры.
Им зачтется все зло. Им прощения нет.
Ну, а мы что творим, господа офицеры?

Может надо карать,жечь огнем и мечом.
Нет другого пути. И простит нас Одетта.
Но бесстрастным я быть не хочу палачом,
Делать вид, что горит мне чужая планета.

Ведь Россия в огне! Полыхает мой дом,
Душат слезы и боль, и поверить мне трудно,
Что веками отцы создавали с трудом,
Все втоптали мы в грязь, глупо и безрассудно.

Сестры - бледность и кровь. Белый цвет,
красный цвет,
Пол-России в огне, сняты чести барьеры.
Им зачтется все зло. Им прощения нет.
Ну, а мы что творим, господа офицеры?

Спит растерзанный Крым, догорает Кавказ.
Кровь за кровь проливаем и око за око.
Мне теперь все равно, мы их иль они нас,
Ведь Россия распята. Свирепо. Жестоко.

Взяли Харьков опять, снова наш Геленджик,
Ну, а мне все в ушах отдается набатом,
Как кричал возле рва босоногий мужик:
“Православный ведь я! Не губите, ребята!”

Сестры - бледность и кровь. Белый цвет,
красный цвет,
Пол-России в огне, сняты чести барьеры.
Им зачтется все зло. Им прощения нет.
Ну, а мы что творим, господа офицеры?